"Федор Разумовский. Прокаженный " - читать интересную книгу автора

вежливым, тихонечко так постучался в водительскую дверь "вольво". Едва
тонированное стекло опустилось, он произнес негромко и ласково:
- Спать! Баюшки-баю!
Ласково-то ласково, да только в голосе его была таинственная сила,
заставлявшая подчиняться безропотно, бездумно, без намека на сопротивление.
Она проникала в душу, туманила голову и, словно цепями, сковывала волю.
Устоять было невозможно. Так что мгновенно на храбрецов навалилась зевота,
головы их бессильно свесились, рты раскрылись. Выло слышно, как упали пушки
из их расслабленных рук, и стражи депутатской неприкосновенности громко
захрапели.

Наничье
Настроение было отличное. Мерседесовский "двигун", даром что
двенадцатилетний, уверенно тянул тяжелогруженую машину и смехотворным
расходом соляры вызывал у сидевшего за рулем Ивана Кузьмича Скворцова самые
нежные к себе чувства. "Умеют делать, сволочи", - уважительно подумал он об
империалистах и непроизвольно вздрогнул, вспомнив дубовые педали МАЗа, на
котором когда-то возил щебень. Сплюнул, выругался про себя, вслух же сказал
несколько странное: "Мда, Москва-Воронеж хрен догонишь".
Из себя Скворцов был мужиком видным. Высоким, плечистым, и хоть давно
уже перевалило ему за сороковник и напарник Мишка вон Иваном Кузьмичом
кличет, но давешнюю "плечевую", что волокли, наверное, верст пятьсот, драл с
ним на равных, да еще как - старый конь борозды не испортит. Да и вообще все
в этом рейсе сложилось удачно. Солярка подвернулась левая - поднялись. На
"парахете", куда привезли груз, приняли радушно, накормили до отвала да еще
презентовали каждому по мешку соли - дома пригодится. И шкуреха попалась на
редкость душевная и без претензий...
"Здрасте вам". - Заметив указатель "Санкт-Петербург". Иван Кузьмич
ощерил крепкие, хоть и прокуренные зубы и, представив, как после баньки
дерябнет пива с зажаренными до хруста охотничьими колбасками, даже застонал.
Однако не забыл сбросить скорость до шестидесяти. Менты от перестройки в
корягу оборзели...
"Ласточка ты моя", - с нежностью подумал, почувствовав, что при
торможении машину не ведет, перестроился в правый ряд и, въехав в город,
начал ее придерживать, чтобы красневший впереди светофор миновать по
зеленому. Неожиданно перед глазами возникла непроницаемая пелена и затошнило
так сильно, что буквально вывернуло наизнанку. Когда это прошло, мир сразу
будто выцвел, не осталось никаких чувств и мыслей, кроме бешеной злобы и
ненависти ко всему окружающему. Какой, спрашивается, смысл-то во всем этом
мерзостном копошении в дерьме, называемом нашей жизнью? Все схвачено и
куплено, шито белыми нитками, скошено набекрень... Мужики - гниды, бабы -
бляди, правители...
- Ну, суки! - Иван Кузьмич снял ногу с тормоза и привычно врубил
скорость. Мощно дав по газам, он с трепещущим от восторга сердцем мастерски
своротил в сторону какую-то зазевавшуюся иномарку, занял средний ряд и с
упоением заметил, как шарахаются в разные стороны от его колес
сволочи-автовладельцы, от которых на дорогах одна только беда.
- Кузьмич, тормози, ты чего, Кузьмич! - Позади на спальном месте
заворочался напарник, однако Скворцов, ощутив его руку на своем плече, не
оборачиваясь, со страшной силой ударил салапета в сонливую рожу.