"Федор Разумовский. Прокаженный " - читать интересную книгу автора

дубах, по небу плыл в вечном коловращении лучезарный Даждь-бог. Седобородый
из-под руки глянул на небо.
- Запомни, настоящий воин плывет посередине, не приставая к берегам. А
по течению он движется или против, зависит только от него. Только от него
зависит, возьмет ли огненный Семаргл его в чащобы Ирия *...
* Речь идет о Семаргле - волке-небожителе, происходящем из рода
огненных богов. Во время сечи он летает над полем боя и забирает души
храбрейших воинов в божественный лес Ирий, где стоят чертоги бога-громовика
Перуна. В скандинавском эпосе эту функцию выполняют валькирии.

Сказал и, легко поднявшись, пошел в глубь дубравы, постепенно исчезая
из виду.
Опять закаркал ворон, и Сарычев с удивлением обнаружил, что лежит под
одеялом. Рядом неслышно дышала Маша, и майор ощутил ее запах -
свежескошенного сена, полевых цветов, теплой земли. Он попробовал встать и
чуть не закричал. Казалось, голова наполнена множеством стальных шаров,
которые бьются и перекатываются при малейшем движения. Все-таки он поднялся,
медленно, стараясь не разбудить Машу, оделся, вышел в коридор и, накинув
пальто, захлопнул за собой дверь. Так плохо ему еще никогда не было.
Уцепившись за перила двумя руками, чтобы лестница не качалась, Сарычев
добрых полчаса спускался с третьего этажа. Ночная стужа заставила его
трястись от холода, однако в машине ему внезапно сделалось необыкновенно
жарко, он взмок как мышь и, осознав, что ехать не может, вытащил ключ
зажигания. Мгновение - и его вновь поглотила тьма.

На подворье беззлобно забрехал куцый кобель Шарок, и Сарычев услышал,
как Петька Батин закричал истошно:
- Утаман, а утаман!
Майор сунул за правое голенище крепкого свиного сапога многократно
точеный нож-кишкоправ, надел шапку и, бухнув дверью, громко отозвался:
- Будя орать-то, будя.
Увидав, что вся артель уже в сборе, он потишел и подмигнул веселым
карим глазом:
- А что, обчество, наломаем бока заричанским?
- Намнем, коли пуп выдюжит, - рассудительно заметил Митяй Худоба -
первый кузнец в округе, прозванный за свой зубодробительный "прямой с
подтока" дядей Чеканом.
Ох, простой был мужик, что в голове, то и на языке. А ведь правду
сказал - заричанские-то артельщики не пальцем деланные и щи не лаптем
хлебают. Уж как поединщики-то на всю округу славятся своей силой да
изворотливостью, не напрасно, видать, проживает у них в деревне кривой
бобыль Афоня. Отец его, Василь Кириллыч, бывало, встанет на пути летящей
навстречу тройки и со всего плеча ударом кулачища в торец оглобли так и
завалит ее набок. Сынок, знамо, пожижей будет, но кирпичи из печей вышибать,
а ежели приспичит, и дух из поединщиков, весьма горазд. Конечно, бобыля в
ватагу не возьмешь - несовместно, а вот набраться у него, как путево винтить
"подкрут в подвяз" или "мзень" заделать, тут уж сам Бог велел. Так что
"ломаться" с заричанскими - это не Маньку за огузок лапать.
Между тем ватага уже миновала кривую, по самое оконце вросшую в землю
избушку бабки Власьевны, и вышла за околицу. Солнце касалось верхушек елок,