"Федор Разумовский. Прокаженный " - читать интересную книгу автора

руку на сердце, сам погибший был ему абсолютно до фени.

Ленинград. Развитой социализм. Осень
Адвокатом у Титова был моложавый крепыш в хорошем югославском пиджаке с
розовой, еще только намечавшейся лысиной, чего нельзя было сказать о
солидном, колыхавшемся при ходьбе брюхе. Он уже заранее со всем смирился -
коню понятно, с такого клиента ничего, кроме головной боли, не поимеешь, а
прочитав обвинительное заключение, и вовсе загрустил, однако держался
молодцом, утешал все: "Ничего, ничего, "сто четвертую" натянуть - тут делать
нечего..." В голове у него была страшная мешанина из мыслей о седьмой модели
"Жигулей", деньги за которые надо было отдать еще вчера, о стройной брюнетке
Мане, у которой от него двойня, о каком-то там Остапе Абрамовиче, отбывающем
намедни за кордон. Каких-либо идей относительно предстоящего процесса не
наблюдалось вовсе, и аспиранту вдруг очень захотелось медленно вспороть
своему защитничку брюхо и глянуть, что же там внутри? Но он ограничился лишь
пристальным взглядом и репликой: - Пошел к черту.
День уже сделался коротким, и опали листья, когда аспиранта наконец
погрузили в автозак и повезли на суд. По пути ему ни к селу ни к городу
вдруг вспомнилась детсадовская баллада о козле, оказавшемся жертвой полового
вопроса. Особенно хорош был финал: "...и вот идет народный суд, гандон на
палочке несут..." Вспомнив неожиданно, какая была по жизни пробка эта
Наталья Павловна, аспирант громко расхохотался - ну дала бы сразу, сука,
может быть, и не врезала бы дубаря, и хипиша всего этого не было бы, может
быть... Нет, что ни говори, а все зло в этом мире от женщин...
Зал, где намечалось судилище, был набит до отказа - сослуживцы,
родственники, любопытствующая общественность, мать ее за ногу, прочая еще
какая-то сволочь, словом, чувствовался живой человеческий интерес. Судья -
средних лет, местами симпатичная еще баба - имела непутевую дочку, гастрит и
зарплату в сто восемдесят рэ, а потому брала взятки, но по чину. Народная
заседательница от природы пребывала в маразме и все происходящее
воспринимала с трудом, а ее коллега хоть и был достойным и законопослушным
мужем, но все время ерзал и заседал неспокойно. Чем-то совершенно
неудобоваримым накормила его намедни родная фабричная рыгаловка, и
пролетарию жутко хотелось по-большому. Но он мужественно терпел, крепился и
лишь исподтишка пускал злого духа под украшенный союзным гербом судейский
стол.
Гособвинительница - немолодая уже, белокурая девица, вот уже лет как
пять отлавливавшая свое женское счастье, дойдя до материалов дела, вдруг
покраснела, словно маков цвет, и аспирант почувствовал, что ей, болезной,
тоже ох хочется отдаться с криком кому-нибудь на куче грязных тряпок.
Понравилась ему только секретарь - милое, почти невинное создание, взиравшее
на него с трепетом, как на живое чудище. Когда стали обсуждаться гнусные
подробности, она сразу же вспотела и с девичьей непосредственностью сунула
ручонку куда-то между колен...
Разбирались долго, выслушали всех, даже малохольный адвокат Титова
сподобился пролепетать что-то типа: "Простите его, он больше не будет".
Объявили перерыв. Судья с надрывом крикнула секретарше:
- Ксюша, форточки открой! - и с ненавистью глянула в сторону
отравленного заседателя.
Скоро перерыв закончился. Выяснилось, что намотали Титову на полную