"Феликс Разумовский. Вселенский расконвой ("Зона бессмертного режима" #2)" - читать интересную книгу автора

сторон, сбил, словно дубиной, дыхание, сдернул, как пушинку, с табурета.
Сил хватило только на то, чтобы закрыть бронезабрало, а мимо уже мелькали
потолки, стены, проходы, переборки. Вроде бы небольшой с виду супербот
внутри являл собой лабиринт Минотавра. Наконец нелегкая занесла Ана в шлюз,
с минуту продержала в полумраке и, дав понаслаждаться урчанием насосов,
швырнула на просторы метагалактики. Снова прошелся по глазам свет мириадов
звезд, знакомо заголубела Земля, привычно, жаркой сковородой, напомнило о
себе Солнце, посудина Алалу в его лучах казалась исполинским фаллосом,
очень символично направляющимся в сторону вульвообразно-треугольного
линкора.
"Вот, вот, шел бы ты в пизду", - пожелал ему удачи Ан, сориентировался
в пространстве и тоже включил скорость, максимальную - времени, если Алалу
не врал, оставалось немного. А ведь наверняка не врал, не брал на понт, не
заколачивал баки, не вешал лапшу... Все точно рассчитал, гад, устроил
веселую жизнь... Падла...
Призрачно мерцали звезды, старалась реактивная струя, плыл в
космическом пространстве Ан, а внутри него, где-то в подсознании, работали,
постукивали, отсчитывали время часы. Тик-так, тик-так, тик-так. Еще
секунда, еще, еще. Сколько там их еще осталось-то в запасе? В активе? До
самого конца? Да, да, до конца. Он, Посвященный в Мудрость и Воин по крови,
не будет брать подачки из рук своего врага. Лучше уйдет... Правда, уйдет не
впустую, не напрасно, не тихо, не зря. Уходя, громко хлопнет дверью. Помня
хорошо слова своего отца: "Все мы, сынок, когда-нибудь сдохнем. Весь вопрос
только как..."
Несся в бесконечности Ан, насиловал ранцевый двигатель, держал верный
курс на звездолет. И не было в его душе ни страха, ни сожаления, ни горечи,
ни обиды на судьбу. Чего обижаться-то - пожил. Пошумел, покуролесил,
показал себя, полюбил. Близко видывал смерть и не отказывался от жизни,
много выпустил крови, но и в бою говорил, что хотел, ни перед кем не гнул
шею, замутил большое дело, воспитал двух сыновей. Гм... М-да, что-то
хреново воспитал... Что Энки, что Энлиль, два сапога пара... Каретная... В
общем, несся Ан на бреющем по околосолнечной орбите, и в душе его царил
абсолютный нуль1. Одна лишь несуразная, убийственная мысль почему-то
беспокоила его: а ну как не услышат, оплошают, не откроют этот чертов люк,
протянут драгоценное время? Сколько там ему еще осталось-то?
Однако беспокоился он зря, люк уже был предусмотрительно открыт,
внешние створки распахнуты настежь, а у высокого порога шлюзового терминала
стоял субподорлик в тяжелом скафандре. Он гостеприимно махнул рукой,
изобразил подобие респект-салюта и, подождав, пока Ан в темпе зарулит
внутрь, взялся за массивный, на времянке, рубильник. Щелк - и внешний
периметр закрылся. Щелк - и заклубился облаком дезактивирующий туман. Щелк
- и заурчали, потянули воздух активированные вручную могучие насосы. Скоро
Ан уже стоял на пандусе, лично снимал обрыдлый скафандр и внимательно, с
какой-то странной улыбочкой, слушал старавшегося с докладом Тота. Тот, как
всегда, говорил по существу: главный двигатель, оказывается, можно было
запустить безо всякой автоматики, непосредственно из машотсека, при помощи
заводского тарировочного режима. Сразу взять с места, с невиданным напором
- дать пиковую, запредельную, неконтролируемую мощность. Что равносильно
стопроцентному, хорошо продуманному самоубийству. Ну, во-первых, выброс
пси-гиперонов; во-вторых, пульсации мегахронного поля; ну а в-третьих,