"Феликс Разумовский. Сердце Льва - 2" - читать интересную книгу автора

Иван Ильич замолчал и, усмехнувшись, хитро подмигнул. - Обычно все платят
больше. Наши садоводы рупь, всякий там Краснодар - два, Прибалтика -
трешечку. А злостных жмотов можно и прижучить, ну там с торговли снять за
грязь или шакалов в форме натравить. Я тебе потом на примере покажу. Главное
только не перегнуть палку, чтобы потом этот жмот не в ОБХСС побежал со
стуком, а на поклон тебе с денежкой. Вобщем ничего такого хитрого,
насобачишься. И вот еще, помни как "Отче наш" - в левом кармане выручки, в
правом свои, кровные, и хотя бы примерно знай сколько. А раз в неделю, как
приедешь на рынок с отчетом, первым делом к директору в кабинет - наше вам,
Сергей Степанович, и поздоровайся четвертачком, чтобы работалось лучше. Ему
тоже жить надо, и управляющему платить. Здесь тебе, зятек, не завод, не
подмажешь, не поедешь. Вернее, можно уехать очень далеко. Куда Макар телят
не гонял.
- Иван Ильич, а чего это цыганкам за столами не сидится? - Андрон
сдержал зевок и глянул на Анджелу, наслаждающуюся телевизором. Она была
похожа в профиль на болонку.
- Ну сейчас понятное дело, холод, - Иван Ильич дунул в беломорину, но,
оглянувшись на дочку, кашлянул и закуривать не стал. - А вообще-то все
зависит от цветка. С хризантемой какой-нибудь, бывает, и залезут за
прилавок. А с гвоздикой ремонтантной кто ж их пустит, торговать ей может
только государство. Да и розу частным лицам разрешено продавать только с
первого июля. А что она, что гвоздика - самый ходовой товар. Вот и шастают
цыганки вдоль столов, отбивают покупателя. Да и не цыганки они, так, не
пойми кто, седьмая вода на киселе, помесь молдованская. Их настоящие
таборные за людей не считают.
Слушай его Андрон, дивился, набирался опыта. А потом настал канун
светлого женского праздника и пришлось незамедлительно переходить от теории
к практике. Все подходы к пятаку заполнили машины, от тюльпанового
красноцветья зарябило в глазах, вскипело у столов, заволновалось людское
море - покупатели, цыганки, прохожие, менты. Толпы Петерсов, Модрисов,
Вилисов и Лайм заискивающе улыбались, хрустели трешками, просили разрешения
поставить личный столик: ну пожалуйста, крохотный, раскладной, за любые
деньги. А стол в будке-накопителе ломился от бальзама, копченых кур,
каменно-твердых колбас и шоколадных подарочных наборов "Лайма". С ромом и
коньяком. Только все это добро особо не залеживалось. Слетались на халяву
менты, жрали прибалтийские деликатесы и, получив по вожделенному букету,
уходили лучшими друзьями. Заявлялись с жалобами граждане, кричали, причитали
и грозились:
- Ах, карман порезали!
- Ах, цыганки палки суют в мимозу!
- Ах, у вас тротуар песком не посыпан! Копчик отшибла напрочь, дайте
жалобную книгу!
Пошли все на хрен, за город Ленинград не отвечаем.
- Ну здравствуй, Ваня, все скрипишь? - Заглянул местный участковый,
маленький, кругленький майор, поручкался по-простецки, закурил. - Да,
санитарное состояние у тебя. Придется акт писать...
Дали ему литр бальзама, пару прибалтийских кур, и до акта дело
естественно не дошло. Побухтел еще и убрался довольный.
Целую неделю, аж до девятого числа, продолжалась вся эта кутерьма. А
потом все, как отрезало. Прибалты, кто расторговавшись кто осчастливив