"Феликс Разумовский. Колыбельная по товарищам ("Умытые кровью" #2)" - читать интересную книгу автора

- Захочется чаю, кипяток есть. - Человек в ментике порезал жеребейками
сало, вертя ключом, отодрал консервные крышки и, шмыгнув носом, вышел из
купе. В душном воздухе запахло ананасами, омарами и французскими паштетами.
- Вот, Иосиф, это наш командир, ревком прислал. - Едва дверь закрылась,
Шитов нагнулся и вытащил из-под дивана ведерный жестяной бидончик, открыл, и
в купе сразу резко потянуло спиртом.
- Очень, очень приятно. - Старичок привстал, оценивающе взглянув на
Кузьмицкого, пожал ему руку. Подумал, пожевал сухими, будто пергаментными,
губами. - По-моему, вы интеллигентный юноша из хорошей семьи. Полагаю, вам
будет понятен ход моих мыслей.
Он был волосат до чрезвычайности - длинные патлы, усы, борода,
кустистые, насупленные брови, даже на ушах у него густо кучерявилась жесткая
седая поросль.
Налили без церемоний, выпили по первой, закусили, и старец, сразу
разгорячившись, расстегнул пальто и сбросил картуз.
- Если вам угодно знать, я наблюдал вблизи Ульянова, Плеханова,
Лафарга, Мартова и Аксельрода. Все сволочи, но Ленин - особенная. Это надо
же придумать такое - вместо феодально-буржуазного государства создавать
рабоче-крестьянское! Деспотию разъевшихся нуворишей сменить на произвол
разнузданных хамов! Сбросить барский кафтан и напялить сермягу! Снова
насилие, снова тюрьма для вольного духа.
Старичок не врал. Звался он Иосифом Лютым и в целях воплощения в жизнь
принципов священной анархии исколесил в свое время добрую половину света. Он
был лично знаком с Кропоткиным, полемизировал в Париже с Карелиным и, едва
грянул гром революции, немедленно приехал в Россию, дабы убедиться на
практике в гениальности собственных идей.
Старец был зол, драчлив и несговорчив, пил спирт наравне со всеми и в
случае чего мог загнуть морским трехэтажным не хуже заправского боцмана.
- Давай, Иосиф, крой. - Шитов с Сявой внимали ему с благоговением,
глаза их блестели от живописуемых бесклассовых перспектив. Кузьмицкому же
было наплевать: после спирта и сытной еды он испытывал странное
умиление - белые, красные, зеленые, анархисты, монархисты, - какая разница,
живы, так и ладно.
- Разрушение! Только полное разрушение, - не спуская горящих глаз со
слушателей, Иосиф Лютый медленно выпил чарку, крякнув, кинул в рот осколок
сахару, - разрушение всего преступного общества, чтобы не осталось камня на
камне! Чтобы из поганого семени не смогли возродиться города, заводы,
капитал, насилие! Пусть запылает пожар третьей революции, великой революции
безвластия! - Старец яростно тряхнул сальными космами, на его губах
выступила пена. - Черное знамя анархии мы водрузим над пепелищами городов,
над развалинами государств, ибо всякое государство есть насилие. Сейчас мы
бьем белую сволочь, а завтра будем резать комиссаров, с их насквозь
фальшивой теорией классовой борьбы, потому как нам с ними не по пути. Мы
идем своим путем, дорогой бесклассовой абсолютной свободы личности, которую
нам проложили идеи священной анархии.
Старец вдруг прервался и, нахмурившись, пристально глянул на
Кузьмицкого:
- Я что, молодой, рассказываю что-нибудь смешное? - Глаза его злобно
выкатились, бороденка встала дыбом - Иосиф Лютый сделался похожим на
разъяренного барбоса.