"Антонио Алвес Редол. Поездка в Швейцарию (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

- Или устраивать побоища, - пошутил Соуза, толкая локтем Фрейтаса.
- Как захотите... А сейчас надо решать. Ты что скажешь? Перейра кивнул
головой.
- Ладно, значит, решено! - заключил Фрейтас. - Будем искать жилье.
Так они и нашли дом, в котором стали жить все вместе. Два окна дома
выходили на улицу святого Антонио, а одно окно, выходящее на противоположную
сторону, находилось в комнате, где они ели и отдыхали по вечерам. Нужно
сказать, что это было чудесное окно, откуда виднелось море, и только поэтому
стоило снять дом. Соуза называл его "окном грез". Он никогда не смотрел на
уродливый и грязный овраг, нависавший над футбольным полем Кокейрос. Его
взор устремлялся вдаль, переходя от золотого песчаного острова, по-змеиному
изогнувшегося, к стоявшим неподалеку судам, которые прибывали, привозя с
собой воспоминания детства. Ему нравилось смотреть на океан и без судов.
Океан был огромен, и над его волнами хватало простора для любых фантазий. Он
никогда не вспоминал, что в море около Луанды водились акулы.
- Я боюсь только акул, которые ходят по суше, - сказал ему Силверио,
неловко затягиваясь из огромной трубки, которую он завел для форса. Когда он
начинал курить, друзья, потешаясь над ним, говорили, что трубка курила
Силверио, настолько он казался тщедушным и нелепым. Но тот считал себя
похожим на одного киноактера, лицо у него было точно такое же, а остальное
для него не имело значения: ведь было ясно, что он никогда не станет
фотографироваться во весь рост.
Соуза, любивший жаловаться и говорить о своей тоске по Лиссабону,
часами просиживал у того "окна грез". Остальные, подшучивая над ним,
называли его "певцом", а он, улыбаясь, качал головой с той легкой усмешкой,
когда не хотят разговаривать. Он ничего не отвечал, но никогда и не говорил,
что ему нравится эго прозвище.
Предстоящая поездка в отпуск все больше их объединяла, только Фрейтас
был менее всех увлечен этой идеей. Ни у кого не хватило смелости сказать
ему, чтобы он оставил свою любовницу Альбину, белую проститутку, которая
жила недалеко от пляжа Мутамбо вместе с одной девушкой с Зеленого Мыса.
Фрейтас понимал, что они хотят поговорить об этом, друзья чувствовали его
нервозность, и как-то вечером за ужином он заявил, что она даст деньги на
расходы в Швейцарии. Все замолчали, убежденные в том, о чем он только
догадывался. Это был его самый большой недостаток. Они знали о его ревности,
однажды он даже их просил, чтобы они к ней не ходили, а это означало, что
вопреки заверениям Фрейтаса деньги шли совсем на другое.
- Ну, это его дело, - произнес Баррос, едва тот вышел. - Я не
намереваюсь вмешиваться в это. Уж я-то точно еду.
Все остальные согласились с его словами, хотя приятного в них было
мало: им казалось - и, возможно, они были правы, - что Баррос видел в этой
поездке единственную возможность переносить тоску этой жизни в Африке.
Однажды вечером они убедились в правильности этого предположения.
Они услышали, что Баррос поет, подходя к лестнице, затем он взбежал,
перепрыгивая через две ступеньки, словно всем им выпал крупный выигрыш. (А
ведь и точно! Каждую неделю они играли в спортлото из двадцати номеров, и
число, оканчивающееся на семь, не казалось им несчастливым - за семь недель
уже было три розыгрыша. В один день их номер выпадет, это уж наверняка.)
Всегда любопытный Силверио пошел открывать дверь, спрашивая "что
случилось?", и тут появился Баррос, торжествующий и с охапкой бумаг в руках,