"Антонио Алвес Редол. Поездка в Швейцарию (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

приятелей, впавших в состояние безудержной и дурашливой веселости.
- Да вы что! Дураки! Что случилось?... Отпустите меня! В чем дело?
Месяцы тянулись еле-еле. Неторопливые. Жаркие. Тоска! Пенсию заработать
не так-то просто!
Иногда вечером, измотанные тоской по родине, они развлекались игрой в
"семь с половиной", делая ставку по анголару, чтобы как-то скоротать время,
а проспекты, развешанные по стенам, сулили им прохладу и дни, полные новых
впечатлений. Теперь пиво они пили лишь тогда, когда у кого-нибудь из них был
день рождения. Они вели вялые разговоры, и Баррос, одержимый, как в первый
день, когда он принес проспекты, под конец вмешивался в них, вселяя бодрость
своей уверенностью. Баррос знал, что он-то отправится в путешествие, и
никогда не показывал признаков утомления. Его счет в банке постоянно рос,
каждый месяц по семьсот анголаров, еще нужно было набрать двадцать тысяч
(конечно, если не подкосит лихорадка...). Силверио ходил в кино регулярного
курить стал меньше. Трубка была для него теперь почти что украшением.
Время от времени кто-то из них терял спокойствие, возвращался позже,
едва здоровался и бросался на кровать, накрывшись с головой и всю ночь
ворочаясь. Это был верный признак того, что он напился пива и был недолго у
белой женщины, а может, ходил к кому-нибудь поговорить о поездке в
Швейцарию. Самым плохим было то, что на это уходили деньги. В отделе, где
они работали, их стали звать "швейцарцы", но на эти шутки они не обращали
внимания. Баррос был умереннее других. Он выходил один, шел к Прайя до
Биспо, и ему была хорошо известна дорога к хижине Жозефы, рослой негритянки,
которая каждый вечер была пьяна и мирно занималась любовью.
Как-то ночью, было около трех часов, Перейра вернулся невообразимо
пьяным и, разъяренный, принялся кричать, расхаживая вокруг койки Барроса,
чтобы он убирался ко всем чертям со своей Швейцарией ("Знать ничего не хочу
о Швейцарии или как ее там, ничего больше не хочу, я не желаю быть монахом:
я выпил пива, десять кружек, ну и что! А тебе какое дело? Ты мне отец?
Барахло! Только этого не хватало сейчас; пошел ты со своей Швейцарией!").
Кто-то запустил в него башмаком, чтобы он дал им поспать, и Перейра наконец
улегся в прихожей, обливаясь слезами. Сначала были слышны всхлипывания, а
затем в раскаянии он заплакал, как ребенок, навзрыд ("Прости, Баррос, я
пьян, выпил красного вина, честное слово, но это не вино на меня так
подействовало, это проклятая маслина, что я съел, она вывернула меня
наизнанку...").
Подобные истории следовали одна за другой, и тем лучше, поскольку в
противном случае ожидание отпуска в Европе обернулось бы кошмаром, чему и
Баррос не смог бы воспротивиться.
Дни - это не просто дни, тысяча чертей, и в определенные дни человеку,
живущему в Африке без семьи, хочется потешить себя каплей алкоголя, веселым
разговором с новыми лицами, женщиной, ужином из жаркого на вертеле,
чем-нибудь необычным, чтобы человек не чувствовал себя мертвецом и не желал
смерти. Алкоголь дает ощущение временной смерти, притупляет шипы жизненных
уколов, веселит нас, если только вино не пьет кто-то чересчур грустный, как
Соуза: тот переставал думать о своих печалях, лишь когда бывал здорово пьян.
Но у этого и кличка была Певец.
Случайно Соуза оказался тем, кто принес эту новость в "республику".
Некий негр-переписчик из газеты "Политика и Сивил" пригласил его на
вечеринку, и он туда собирался. Нет, нет, он чувствовал, что не в состоянии