"Анри Де Ренье. Сказки для самого себя " - читать интересную книгу автора

хрусталь : фонтан в кипарисовой роще. То были часы, когда имя ее вибрировало
особенно печально. Иногда она начинала говорить. Медлительная сладость ее
голоса, казалось, удалялась на расстояние сна. Голос становился совсем
тихим, словно заглушенным и затерянным в собственном лабиринте, откуда он
постепенно возвращался к своей обычной нежности.
Она охотно говорила о воде и цветах, часто - о зеркалах и о том, что в
них отражается из несуществующего в нас. Мы создавали также причудливые
жилища, комнаты и дворцы. Мы придумывали подходящие к ним сады. Она
изобретала очаровательные и меланхолические. Там был один, украшенный
порфиром, который время, казалось, исцелило от источаемой им крови, - с
мраморами, аллеями, торжественно строгими, лужайками, где на солнце
распускают свои павлиньи хвосты фонтаны.


Я припоминаю, однажды вечером, - это был один из последних вечеров,
когда я ее видел, - она заговорила со мною о павлинах. Она ненавидела их и
не выносила их присутствии в мирных и молчаливых местах, где мы так не
неизъяснимо жили. В тот вечер я напомнил ей нашу встречу на сумрачной и
задумчивой реке, когда моя и ее лодка встретились. Она была одна. Она
плакала. На корме примостился павлин, голова и грудь которого отражались в
воде, а хвост наполнял всю лодку своим ослепительным великолепием. Печальная
и бледная путница сидела среди перьев. Самые длинные влачились по воде
сзади.
И так как воспоминание о пасмурной воде, между старых деревьев, о
лодке, медлительно скользящей в сумерках, о царственной птице в ней, о
незнакомой безмолвной женщине мне было сладостно, - я опустил голову в
печали и нежности на колени Евридики. Она поддерживала ее прекрасными
руками, словно взвешивая. Я посмотрел ей в глаза: незапамятная печаль
туманила их, и я услышал, как она говорит мне своим правдивым и древним
голосом, столь далеким, что он казался доносящимся с другого берега реки, по
ту сторону судьбы, голосом столь тихим, что я едва мог расслышать его, столь
тихим, что больше я его не слышал никогда:
"Это я подняла однажды вечером на берегу реки благочестивыми и чистыми
руками голову умерщвленного певца и носила ее в продолжение долгих дней,
пока не остановилась от усталости.
Я села на опушке мирного леса, где совершенно белые павлины блуждали в
тени деревьев, и уснула, с печалью и радостью, чувствуя сквозь сон священное
бремя глины на своих коленях.
Но, пробудившись, я увидала, что скорбная голова пронзает меня взором
своих пустых и красных орбит. Жестокие птицы, выклевавшие ей глаза, выгибали
вокруг меня свои гибкие шеи и чистили свои перья окровавленными клювами,
Я ужаснулась святотатству, и от резкого моего движения голова
покатилась среди испуганных немых павлинов, распустивших хвосты, которые
расцвели, без их ведома, дивным чудом, так как перья их, вместо прежней
белизны, в возмездие покрылись драгоценными камнями фантастических глазков,