"Анри Де Ренье. Сказки для самого себя " - читать интересную книгу автора

Жану Лоренцу

ГЕРМОГЕН

Въехав в лес, я повернул голову и, опершись рукою па круп моей лошади в
яблоках, остановился, чтобы взглянуть через плечо, сквозь ближайшие деревья,
на местность, которую я проехал, и постараться увидеть еще раз дом господина
моего Гермогена.
Он должен был находиться в конце угрюмой, солончаковой и болотистой
долины, которая широко и плоско простирала водяную шахматную доску своих
солеварен, где в лужах с розоватым и кристаллическим дном отражались лучи
заходящего солнца. Оно ослепляло меня, так как било мне в глаза, и вся эта
хрустящая земля, которую я проехал в сырые осенние пополуденные часы, была в
эту минуту одной пеленою золотого тумана над поблескивающими лужицами. Пар и
отсветы усиливались за пределами леса от полутьмы, дремавшей под его
покровом.
Высокие сосны возносили над тусклой и неровной землей свои стройные
стволы, освещенные солнцем до половины, при чем тень поднималась по мере
того, как солнце опускалось к морю. Я различал его, ровное, на горизонте, за
долиной, гладкой и изрезанной квадратами луж, из которых, так как их
солоноватая вода была тепла, отказывалась пить моя лошадь, тихо бившая
копытом шероховатую землю под деревьями, заставляя катиться по склонам
сосновые шишки, которыми была усыпана почва.
Они напоминали мне те, которые горели в очаге господина моего
Гермогена, недавно вечером, когда я держал в руках их тонкую чешую, где
блестели слезы смолы, меж тем как мой хозяин, сидя возле меня, рассказывал
повесть о себе так тихо, что мне казалось, будто его голос исходит от меня
самого, и будто он говорит внутри меня самого.
Ах, как часто я думал о нем в продолжение этого долгого переезда верхом
но осыпанным крупою дорожкам, вдоль болотистых солеварен. Влажный
ноздреватый воздух был так насыщен солью, что язык мой ощущал ее вкус на
губах. Печаль Гермогена была, конечно, не более острой и горькой. Мне
казалось, что он мысленно повторяет путь жизни своей, и я говорил себе,
вновь пускаясь в дорогу по уже потемневшей местности: да будет мне дано, как
и ему, окунуться в сумерки, да будет дано мне сесть у источника и найти очаг
для пепла всех моих снов!
Я достиг такого места леса, где он предстал мне во всей своей осенней
красоте. Большие деревья окаймляли просторную лужайку. Их листва была рыжей
и позлащенной, и хотя солнце исчезло, еще казалось, что блеск его длится на
древесных вершинах, где упорствовала иллюзия его пребывания, благодаря
рожденной им окраске. Ни один лист не шевелился, и все же порою один из них,
тускло-золотистый уже сухой, или ярко-золотистый, еще живой, падал, как если
бы легкий печальный шум источника, где он отражался, повиснув в воздухе,
был, в молчаливом безразличии воздуха, причиною его падении.
Я смотрел на листья, падавшие в русло ручья. Вот два, потом еще
несколько, и вдруг я почувствовал, как один задел меня за руку. Я вздрогнул
потому, что я ожидал, насторожившись среди этого молчания, прежде чем
продолжать свой путь, чтобы какой-нибудь птичий крик прервал замершее
волшебство. Все молчало между деревьев, так далеко, что я почувствовал, как