"Анри де Ренье. Провинциальное развлечение" - читать интересную книгу автора

внимания обращал он на полицию своего времени! Он считал ее неспособной
распутать такое неожиданное и необыкновенное дело. Больше того: советник
Сориньи не без основания мог предполагать, что, даже в случае раскрытия его
виновности, юстиция, вероятно, предпочтет замять дело, ибо отвратительный
скандал бросил бы тень на всю почтенную корпорацию. Но, думая таким образом,
мы признаем, что советник Сориньи свидетельствовал самое полное презрение к
своим коллегам, считая их способными поставить свой корпоративный интерес
выше уважения к законам. С другой стороны, не приписываем ли мы этому
Сориньи расчетов и рассуждений, которые бьии совершенно чужды ему? Почему не
предположить, что в этом деле им руководил простой импульс к убийству,
простой кровожадный инстинкт, та животная ненависть, что бросает одного
человека против другого, та злоба, которую мы испытываем против себе
подобных, то нервное раздражение, которое мы чувствуем в присутствии
определенных лиц и которое при известных условиях может дойти до
агрессивного помешательства? Чувство это хорошо мне известно. Есть лица,
существование которых вы органически не способны выносить, например,
существование какого-нибудь г-на де Блиньеля. Конечно, я не дойду до того,
чтобы разделаться с этим паяцем, но я с удовольствием выслушал бы известие о
том, что нитка, приводящая его в движение, оборвалась.
Рассказы старухи Мариэты о "веселой жизни", которую ведут в Виллуане,
предстали в моем воображении в форме странной грезы, когда я потерял власть
над возникавшими у меня ассоциациями. Передаю их здесь лишь приблизительно.
Я вижу большой зал, торжественно и ярко освещенный канделябрами со
множеством свечей, разливающих свой свет по огромному столу, сервированному
серебром и украшенному цветами и фруктами. Зал насыщен пряными и пьянящими
ароматами яств, вин, женщин: за столом сидят женщины. Они обнажены; их
золотистые или розовые тела обрисовываются на фоне драпировок. Свет струится
по их затылкам, плечам, спинам, грудям. Волосы заплетены или распущены, и на
них играют рыжеватые или темные отблески. Я различаю также белоснежные руки,
бедра, пол. Среди всех этих женщин нет ни одного мужчины. Вдруг в тишине
раздается смех; головы оборачиваются; я вижу лица, но ни одного из них не
узнаю. Лица эти красивы, ноздри у них трепещут, губы раскрываются, глаза
смотрят. Все в этом пышном зале: огни, яства, вина, фрукты, цветы,
женщины, - все говорит о радости жизни, все возглашает о наслаждениях плоти.
Разве существуют другие цели, кроме схватывания, сжимания, пожирания? Для
чего еще созданы рты, как не для того, чтобы кусать и целовать? Руки - чтобы
брать, глаза - чтоб наслаждаться красивым зрелищем? Разве пол не есть то
место тела, к которому устремляются все силы наших чувств? Тут находит
успокоение всякий жизненный порыв. Тут смысл нашего существования. Стоит ли
жить без чувственных наслаждений? Зачем нам сила, богатство, если они не
дают нам, вместе с иллюзией любви, обладания женщиною? Зачем тогда все?
Разве для завоевания этого "руна" не годятся все средства? Оно все движет,
все оправдывает. Что значат воровство, убийство, насилие, если их "движущею
силою" является обладание любимым телом! Разве все нравственные законы не
бледнеют перед любовью? Хитрость, обман, ложь, насилие образуют ее обычную
свиту. Не исключается ни кровь, ни смерть. Безумец, кто не делается рабом
бога любви! Не правда ли, это он предлагает мне последний шанс выйти из моей
скуки, из моего небытия? Мне нужно только приблизиться, схватить одно из
этих тел, сидящих вон там, передо мною. Мне нужно только поцеловать один из
этих ртов. Если он будет сопротивляться... но разве немощны твои творящие