"Томас Майн Рид. Охотничий праздник " - читать интересную книгу автора

нападения.
Ныряя, канифасовая утка должна некоторое время оставаться под водой,
прежде чем ей удастся вырвать сельдерей с корнем, после того она спешит
выбраться на поверхность воды, где в первый момент находится в состоянии
временной слепоты. Красногрудка этим пользуется, набрасывается на
сельдерей, который утка держит в своем клюве, и спешит куда-нибудь подальше
от ограбленной, чтобы на свободе воспользоваться плодами ее трудов. Утка
иногда сердится и преследует воровку, но в большинстве случаев канифасовая
утка относится к этим проделкам с философским спокойствием и, подышав
воздухом, снова опускается на дно.
Присматриваясь к этой борьбе, я увидел еще одну породу уток, известных
среди охотников как красноголовки. Они не едят корней сельдерея, но
довольствуются его листьями, которыми пренебрегают первые две породы птиц.
Несмотря на эту разницу в пище, мясо красноголовок ценится почти так же
высоко, как и мясо канифасовых уток, на рынках их часто путают люди, не
обращающие внимания на форму и цвет клюва этих двух птиц: у красноголовок
он голубоватого, а у канифасовых уток - темно-зеленого цвета.
Пока я занимался этими наблюдениями, лодку мою понесло к уткам так
близко, что оставалось только хорошо прицелиться и спустить курок. Из
одного ствола я намеревался выстрелить по плавающим птицам, а другой заряд
приберегал для стаи, когда она вспорхнет. Сказано - сделано, и в результате
оказалось, что на воде плавало штук двадцать убитых уток. Но ни одна из них
не попала в мои руки, так как в следующее мгновение внимание мое было
привлечено таким обстоятельством, которое заставило меня совершенно забыть
о красноголовых, диких и канифасовых утках. Еще раньше, приближаясь к этим
птицам, я несколько раз с удивлением посматривал на странное поведение моей
собаки. Она лежала в тени веток, забившись в переднюю часть лодки, но время
от времени вскакивала, как-то по-особому взвизгивала, поглядывала вокруг
рассеянным взором, и опять ложилась на свое прежнее место. Кроме того,
время от времени ее начинало так сильно трясти, что даже зубы ее
непроизвольно и неприятно щелкали. Занятый своими утками, я хотя и видел
все это, но не придавал никакого значения, полагая, что собака не особенно
привыкла к речным прогулкам. Но не успел я разрядить свой второй ствол, как
собака до такой степени привлекла к себе мое внимание, что в продолжение
доброй секунды я не мог думать ни о чем другом. При звуке выстрела животное
вскочило на ноги и теперь с жалобным воем стояло всего в трех шагах от
меня. Глаза его неподвижно остановились на мне с диким, неестественным
выражением, из раскрытой пасти свесился воспаленный язык, и изобильная пена
текла по губам. Тут только я понял, что собака неожиданно взбесилась!
Мне уже не раз случалось видеть бешеных собак, и признаки водобоязни
были мне хорошо известны. Я ожидал неминуемой гибели и первое время
находился в состоянии полного оцепенения.
Смерть, ужасная смерть смотрела на меня глазами этого животного! Потом
инстинкт самосохранения заговорил во мне, и я, подняв ружье, взвел курок.
Но, как видно, страх отшиб у меня память, и я совершенно забыл, что за
минуту перед этим разрядил оба ствола, стреляя в уток. Собака находилась
так близко от меня, что при малейшей попытке зарядить ружье она имела
полную возможность броситься на меня и помешать этому намерению. Оставалось
только повернуть ружье прикладом вверх и действовать им как дубиной в
случае необходимости. Я осторожно сделал это и в то же время отступил назад