"Томас Майн Рид. Охотничий праздник " - читать интересную книгу автора

к самому рулю. Но от этого мое положение мало улучшилось, ибо моя лодка
была таких маленьких размеров, что достаточно было одного неосторожного
движения, чтобы опрокинуть ее. А мне к тому же приходилось стоять и
готовиться к битве с бешеной собакой! Да при этих условиях даже и искусный
канатоходец, и тот бы не смог сохранить равновесие! А собака по-прежнему
продолжала стоять, опираясь передними лапами на одну из скамеек и вытаращив
на меня свои жуткие глаза. Я боялся пошевелиться, опасаясь, что
какое-нибудь неосторожное движение с моей стороны даст повод для нападения.
Первое время я было хотел покинуть лодку и броситься в воду; место было
довольно мелкое, не глубже пяти футов, но зато дно было покрыто мягким
илом, так что ноги мои, чего доброго, могли погрузиться еще на целый фут,
так что здесь нечего было и думать о том, чтобы перейти вброд.
Не попробовать ли мне достигнуть берега вплавь? Но лодка отстояла от
него на добрую полумилю, и едва ли кому-нибудь удалось бы в одежде проплыть
подобное расстояние. А с другой стороны, я был почти уверен, что при первой
попытке с моей стороны раздеться собака не преминет броситься и искусать
меня. Но если бы мне даже и удалось снять одежду и броситься в воду, то что
мешало собаке перескочить через борт лодки и напасть на меня в воде? Я
содрогнулся при одной мысли об этом... Таким образом, пришлось отказаться
от всяких попыток к бегству и неподвижно ждать решения своей участи; я
боялся даже сильно дышать, чтобы этим не нарушить нашего временного
перемирия. Так прошло несколько минут, которые показались мне вечностью. К
довершению ужаса я заметил, что лодку быстро несло вперед, и она, выйдя из
зарослей дикого сельдерея, направлялась в открытое море. А там как раз
виднелся целый ряд скал, и было ясно, что лодка, предоставленная самой
себе, через десять минут неминуемо должна была наскочить на эти скалы. Мне,
таким образом, предстоял выбор: или прогнать собаку, которая мешала мне
взяться за весла, или избежать битвы с нею и дать лодке разбиться
вдребезги. В последнем случае меня ожидала верная смерть, тогда как борьба
с собакой могла еще закончиться в мою пользу. Собака точно поняла мысли,
которые с быстротой молнии пролетели в моей голове; животное переменило
свое положение, соскочило со скамейки и с пугливым видом опять забилось в
свой угол.
Первым моим движением было броситься к веслам, но потом я решил, что
на всякий случай не мешает зарядить ружье. Это, конечно, было сопряжено со
значительной потерей времени, так как шум прибоя уже явственно доносился до
моих ушей. Я быстро зарядил оба ствола, взвел курки, ни на минуту не теряя
из виду малейших движений собаки. Если бы болезнь не лишила свойственного
ей ума, то она, конечно, поняла бы, к чему клонятся те движения, которые я
проделывал, и прервала бы их немедленным нападением.
Хотя шум прибоя грозно напоминал о близкой опасности, но я не смел
спешить и решился даже приложить приклад к плечу, чтобы прицелиться в
собаку, тихонько наклонил ружье и, когда мне показалось, что дуло приняло
надлежащее направление, быстро спустил курок.
За шумом прибоя выстрела почти не было слышно, но я увидел, что собака
опрокинулась на бок и судорожно задвигала ногами; красное пятно между
ребрами указывало на то место, куда попал заряд, и надо полагать, что рана
была смертельной. Но для большей безопасности я вторично прицелился и
разрядил на собаку второй ствол ружья. С этого момента движения ее
прекратились, и она вытянулась на дне лодки во всю свою длину. Но и я тоже