"Виктор О`Рейли. Забавы Палача [B]" - читать интересную книгу автора

лошадь, он вдруг понял, что ему предстоит весьма неприятная задача:
сообщить администрации колледжа, что один из студентов повесился. Потом,
задним числом, стал размышлять, почему, собственно, он решил, что это
самоубийство. Убивать таким способом было бы неестественно - но все же,
возможно ли это? Стоит ли рассматривать такой вариант? Если бы требовалось
сымитировать смерть от несчастного случая, гораздо практичнее было бы
столкнуть жертву с утеса. Ему пришло на ум, что если это было убийство, то
преступник до сих пор может скрываться в лесу. Он ощутил легкую тревогу.
Когда они наконец выехали из леса с его гнетущей сыростью, Пукка заржала
от радости и слегка взбрыкнула, явно собираясь пуститься галопом. Фицдуэйн
ослабил поводья, Пукка набрала скорость и пошла вскачь; ее копыта громко
простучали по утесу, и скоро всадник с лошадью оказались на территории
колледжа.
От быстрой езды в голове у Фицдуэйна прояснилось. Он знал, что ближайшие
часы принесут ему мало приятного. Он подавил в себе желание подхлестнуть
лошадь. Его дом был не так уж далеко отсюда.
Беда была в том - хотя Фицдуэйн еще не полностью осознал это, - что смерть
Рудольфа фон Граффенлауба глубоко запала ему в душу. Она пробудила в нем
затаенные инстинкты. Трагедия разыгралась на его земле и именно в то
время, когда он размышлял, правильным ли был его выбор жизненного пути.
Это можно было расценить как провокацию и как вызов. Кто-то вторгся в его
мирную гавань посреди этого проклятого мира. И Фицдуэйн желал знать,
почему нарушен его покой.
Последний раз Фицдуэйн был в колледже несколько лет тому назад.
Тяжелая боковая дверь была приоткрыта. Он вошел в выложенный плитами
вестибюль, увидел еще одну дверь и широкую деревянную лестницу, поднялся
по ступеням. Лестница привела его к очередной двери, за которой слышались
голоса, смех и звяканье ложечек о фарфор. Он повернул ручку.
В большой, облицованной деревянными панелями комнате - по стенам ее
тянулись полки с книгами, - находилось десятка два людей, одетых
официально и в то же время довольно небрежно, как принято у ученой братии.
Они собрались перед пылающим камином, попивая свой утренний кофе. Фицдуэйн
почувствовал себя так, будто снова стал учеником и явился получать выговор.
Пожилая седовласая леди обернулась на звук его шагов и смерила
новоприбывшего внимательным взглядом.
- Сапоги, - с легкой улыбкой сказала она. Фицдуэйн непонимающе посмотрел
на нее. - Ваши сапоги, - повторила она. Он поглядел вниз, на свои грязные
сапоги. Пол был расписан латунными руническими узорами. Призраки
англо-ирландского литературного возрождения и кельтской Ирландии, которой
никогда не существовало.
- Будьте так добры, снимите ваши сапоги, сэр, - уже более настойчиво
произнесла седовласая дама, и ее улыбка стала заметно холоднее. - Тут все
снимают обувь. Из-за пола, - добавила она немного мягче.
Фицдуэйн заметил, что у входа, около подставки для зонтиков, ровными
рядами выстроились грязные ботинки. Оробев и не решившись спорить, он снял
свои заляпанные сапоги и остался в одних шерстяных носках.
- Привет, - сказал новый голос. Он обернулся к явно потрепанной жизнью, но
все еще привлекательной брюнетке лет тридцати пяти. Стройная и высокая,
она была в круглых старушечьих очках, и что-то в ее облике неуловимо
напоминало о детях-цветах шестидесятых годов. Улыбка у нее была