"Вард Рейслинк. Ладан и слезы " - читать интересную книгу автора

видеть. Но люди ничуть не унывали, они смеялись, кричали, весело махали
отстающим, как будто никакой войны и никакой опасности не было в помине.
Папа ехал впереди, за ним - мама, которая должна была присматривать за
багажом. Мне же было велено не отставать от мамы и не спускать глаз с ее
багажника. Однако я в основном следил за мамиными ногами: стоило ей хоть на
секунду замедлить движение, и я делал то же самое. Просто удивительно, до
чего же грязные, прямо до черноты, были у нее лодыжки. Впрочем, мы все были
покрыты пылью с головы до ног. И не было времени как следует помыться, а
если б даже нам и удалось выкроить минутку, воды сейчас все равно раздобыть
негде.
Где бы мы ни проезжали, всюду нас встречали недружелюбные взгляды
крестьян, чистеньких, казалось, только что умытых. Они с презрением
наблюдали из-за своих калиток за валившей мимо толпой измученных беженцев.
Наши тяготы были им неведомы. Их не терзали ни жажда, ни голод, ни вши, а
если кто из несчастных скитальцев обращался к ним с просьбой, они говорили:
"Если я пущу к себе вас, значит, должен пустить и других". Или: "Доберетесь
до границы, там воды и хлеба будет сколько угодно". Вот до чего они были
безжалостные, эти крестьяне. Безжалостные и жадные.
Наконец настал момент, когда мы уже не могли ни на шаг продвинуться
вперед. Нескончаемый караван остановился, словно невидимое препятствие
преградило ему путь. Сотни беженцев сбились плотной толпой, сидели и лежали
на земле, а бельгийская конная жандармерия прочесывала эту толпу вдоль и
поперек. Сверкали на солнце сабли, шлемы, ружейные стволы.
- Присмотрите за велосипедами, - сказал папа, - а я пойду узнаю, что
там происходит.
Он исчез в толпе, потом снова вынырнул где-то на обочине, о чем-то
поговорил с жандармом. И скоро я снова потерял его из виду. Обернувшись, я
увидел в нескольких шагах от нас маленькую девочку, которая едва держалась
на ногах. Бедняжка, видно, была тяжело больна. Отец, а может, какой-то
посторонний мужчина вел ее, крепко держа за плечи. Мне было очень жалко эту
девочку, но я поспешил отвернуться - а вдруг я тоже заболею, если буду долго
глядеть на нее.
Наконец вернулся папа. Теперь он уже никуда не торопился.
- Граница закрыта, - объявил он. - Нас не пустят. Дорога открыта только
для военного транспорта.
- Не могут же они повернуть всех нас обратно, заставить снова проделать
весь путь, - ужаснулась мама.
- Нужно только набраться терпения, и мы доберемся до места - не
сегодня, так завтра, - сказал папа.
- Конечно, - задумчиво согласилась мама и тихонько вздохнула.
- Это все козни французов, - услышал я голос папы, - боятся, наверное,
как бы мы их не объели.
Я снова оглянулся на больную девочку. Смертельно бледная, она лежала на
траве, и над нею склонились какие-то люди. Ни за что на свете не хотел бы я
оказаться на ее месте!
Около часу мы проторчали на дороге, проклиная французов, закрывших
границу. Но нужно было терпеть. Как сказал папа, мы обладали терпением
людей, которым нечего больше терять. А тем временем прибывали все новые и
новые беженцы, позади нас образовался мощный затор, и при всем желании мы
уже не могли двинуться ни вперед, ни назад.