"Александр Рекемчук. Мальчики" - читать интересную книгу автора

было нужно.
Большая Грузинская улица, дом 4/6.
За чугунной оградой росли густые тополя, и за ними едва проглядывал
двухэтажный старинный дом. Придет черед, я еще расскажу подробней об этом
доме, где мне довелось провести десять лет своей жизни.
Но это после. Покуда же выяснилось, что нам нужно вовсе не сюда, не в
этот красивый дом, В этом доме дети только учились. А жили совсем в другом
месте - на Красной Пресне.
Мое долгожданное прибытие отметили в какой-то книге и велели топать на
Пресню. Мы и потопали.
Слава богу, это оказалось неподалеку. Миновав двор обшарпанного здания,
мы отыскали черный ход (нам так и сказали: "с черного хода"), а он и впрямь
был черным - темнотища, хоть глаз выколи, поднялись на второй этаж,
открыли дверь и очутились в коридоре, стены которого были окрашены тусклой
масляной краской.
Навстречу нам вышла пожилая женщина в синем халате - то ли уборщица, то
ли нянечка, - равнодушно справилась:
- Новенький?
- Да, новенькие мы, - подтвердила няня Дуня. - Вот привезла вам.
- Ну-ну, - вздохнула старушка. - Звать-то как?
- Женя. Он у нас хороший мальчик, Женечка. Послушный.
- Они у нас тут все хорошие, - согласилась старушка. И зачем-то взяла
в руки прислоненную к стенке швабру. - Они у нас тут все послушные.
- А можно... - робко начала няня Дуня. - Мне бы взглянуть хоть одним
глазком, где он жить будет? Где спать будет?
- Загляни. Вон дверь.
Мы с няней Дуней подошли к указанной двери, приоткрыли ее.
- Мамочки!.. - тихо изумилась няня Дуня.
За дверью оказалась такая огромная комната, какой я еще не видал в своей
жизни. Однако, несмотря на громадные свои размеры, эта комната казалась все
же очень тесной, потому что она была сплошь - из конца в конец -
уставлена железными койками. Их тут было, наверное, сто. (Я уж признавался,
что далее ста в ту пору я еще не умел считать, и если было очень много -
значит, сто.) Вот их и было тут сто - одинаковых, аккуратно заправленных
коек. Но все они были сейчас пусты. И вся эта огромная комната была пуста.
Впрочем, нет: в самом дальнем углу виднелись чья-то голова и чьи-то ноги.
- Мамочки, - повторила няня Дуня, - да это же хуже нашего... - Но
она тотчас припечатала ладонью собственный рот, и я так и не понял, что она
хотела сказать.
- Ну, милая, досвиданькайся со своим парнем, - распорядилась старушка.
- Тут чужим нельзя долго.
- Какая же я ему чужая? - возмутилась няня Дуня и заплакала. - Один
ведь остается, дитятко....
- Оди-ин! Кабы один, а то их тут целая рота. Как все разом заведутся -
хоть сбежи... А чужим тут задерживаться не велено.
Что ж, пришлось нам прощаться.
И на прощание няня Дуня вынула из торбы, отдала мне ту большую коробку
конфет, что принесла на вокзал Вера Ивановна. А еще - тихонечко, секретно
- положила мне в карман пятирублевку. Старую, конечно, какие они были
тогда. Когда они еще были пять рублей, а не пятьдесят копеек.