"Александр Рекемчук. Мальчики" - читать интересную книгу автора

Владимир Константинович Наместников, с явным усилием изобразив на своем
лице снисходительную улыбку - это для публики, конечно, - показывает мне
рукой: что ж, дескать, бери свои цветочки, раз тебе их поднесли, бери
поскорее и отправляйся в строй, а завтра мы с тобой, Прохоров Женя,
побеседуем в директорском кабинете.
Я нагибаюсь, беру этот окаянный букетик, и вдруг из букетика
вываливается на пол сложенная вчетверо записка.
Я краснею, будто рак в кипятке.
В зале теперь хохочут, как если бы здесь была не Консерватория, а цирк.
Владимир Константинович глядит на меня а упор с выражением такого
полнейшего спокойствия, что сомнений не остается: случись это не в наше
советское социалистическое время, а до революции, быть бы мне нынче вечером
пороту розгами...
Я поднимаю записку с пола, сую ее в нагрудный кармашек, пробираюсь на
свое место в хоре и прячусь за чужими спинами.
- Орландо Лассо, "Эхо", - объявляет ведущий.


После концерта было угощение.
Дело в том, что за эти концерты, собирающие тьму народу, денег нам не
платят. То есть, может быть, училищу и полагаются за концерты какие-нибудь
отчисления-перечисления (я просто не знаю, как решен этот финансовый
вопрос), однако нам, певцам, исполнителям, денег, конечно, не платят. Да и
было б смешно, кабы нам вдруг стали выплачивать деньги: вот тебе, дескать,
мальчик, сто один рубль и одна копейка, распишись в получении...
Зато после концертов нам выставляют угощение.
На длинном столе, накрытом белой скатертью, стояли вазы с апельсинами и
пирожными, тарелки, на которых были разложены бутерброды с колбасой и
сыром, блюдечки с конфетами, пышущие паром стаканы с чаем.
Мы ринулись на это угощение, будто год не ели.
А между тем никто из нас от голода не страдал. В училище нас кормили и
утром, и днем, и вечером, порции давали вполне приличные, а кому не хватало
тех приличных порций, не отказывали и в добавке.
Кроме того, в нашем хоровом училище были не только такие ребята, вроде
меня, которых набрали из разных приютов и у которых не было родителей. В
училище были и такие ребята, у которых родители - папы и мамы -
существовали в полном здравии, но только они жили в других городах и оттуда
присылали своим сыновьям посылки: скажем, нашему Маратику Алиеву то и дело
присылали с Кавказа такие богатые посылки, что мы их ели всем общежитием, и
все равно черноглазому тихому Маратику кое-что самому перепадало. Помимо
того, в нашем хоровом училище были еще и такие ребята, у которых родители
запросто жили в самой Москве, и эти ребята, отучившись положенные часы,
ехали к себе домой, ночевали там, а утром снова приезжали в училище. Это
были приходящие, их сразу можно было отличить от остальных, хотя мы и
носили одинаковую форменную одежду, и все же у них и башмаки были чуть
моднее наших, казенных, и рубашки побелее наших белоснежных, и портфели у
них были пороскошнее, и авторучки позаграничнее наших. Так вот, говоря об
этих приходящих ребятах, можно вполне предположить, что дома их тоже кормят
не черными сухарями с водой. Допускают, наверное, к колбаске, к сырку. Но,
несмотря на эту всеобщую сытость, едва после очередного концерта на стол