"Артюр Рембо. Одно лето в аду " - читать интересную книгу автора

оно достигнуто - прочь сердце и красота: остается только холодное презрение,
продукт современного брака. Или я вижу женщин со знаками счастья, женщин,
которых я мог бы сделать своими друзьями, - но предварительно их сожрали
звери, чувствительные, как костер для казни...".
Я слушаю его речи: они превращают бесчестие в славу, жестокость - в
очарование. "Я принадлежу к далекой расе: моими предками были скандинавы,
они наносили себе раны и пили свою кровь. - Я буду делать надрезы но всему
телу, покрою всего себя татуировкой, я хочу стать уродливым, как монгол; ты
увидишь: улицы я оглашу своим воем. Я хочу обезуметь от ярости. Никогда не
показывай мне драгоценностей: извиваясь, я поползу по ковру. Мое богатство?
Я хочу, чтобы все оно было покрыто пятнами крови. Никогда я не буду
работать..."
Не раз, по ночам, когда его демон набрасывался на меня, мы катались по
полу и я с ним боролась. - Нередко, пьяный, он предстает предо мною ночью,
на улицах или в домах, чтобы смертельно меня напугать. - "Право же, мне
когда-нибудь перережут глотку: отвратительно это!" О, эти дни, когда ему
хотелось дышать преступленьем!
Иногда он говорит - на каком-то милом наречье - о смерти, заставляющей
каяться, о несчастных, которых так много, о мучительной их работе, о
разлуках, которые разбивают сердца. В трущобах, где мы предавались пьянству,
он плакал, глядя на тех, кто нас окружал: скот нищеты. На улицах он поднимал
свалившихся на мостовую пьяниц. Жалость злой матери испытывал к маленьким
детям. Как девочка перед причастьем, говорил мне ласковые слова, уходя из
дома. - Он делал вид, что сведущ во всем: в коммерции, в медицине, в
искусстве. - Я шла за ним, так было надо!
Я видела декорацию, которой он мысленно себя окружал: мебель,
драпировку, одежды. Я награждала его дворянским гербом и другими чертами
лица. Я видела все, что его волновало и что для себя создавал он в
воображенье. Когда мне казалось, что ум его притупился, я шла за ним, как бы
далеко он ни заходил в своих действиях, странных и сложных, дурных и
хороших: я была уверена, что никогда мне не будет дано войти в его мир.
Возле его уснувшего дорогого мне тела сколько бессонных ночей провела я,
пытаясь понять, почему он так хочет бежать от реального мира. Я понимала -
не испытывая за него страха, - что он может стать опасным для общества. -
Возможно, он обладает секретом, как изменить жизнь"! И сама себе возражала:
нет, он только ищет этот секрет. Его милосердие заколдовано, и оно взяло
меня в плен. Никакая другая душа не имела бы силы - силы отчаянья! - чтобы
выдержать это ради его покровительства, ради его любви. Впрочем, я никогда
не представляла его себе другим: видишь только своего Ангела и никогда не
видишь чужого. Я была в душе у него, как во дворце, который опустошили,
чтобы не видеть столь мало почтенную личность, как ты: вот и все. Увы! Я
полностью зависела от него. Но что ему было надо от моего боязливого,
тусклого существования? Он не мог меня сделать лучше и нес мне погибель. В
грустном раздражении я иногда говорила ему: "Я тебя понимаю". В ответ он
только пожимал плечами.
Так, пребывая в постоянно растущей печали и все ниже падая в своих же
глазах, как и в глазах всех тех, кто захотел бы на меня взглянуть, если бы я
не была осуждена на забвение всех, - я все больше и больше жаждала его
доброты. Его поцелуи и дружеские объятья были истинным небом, моим мрачным
небом, на которое я возносилась и где хотела б остаться, - нищей, глухой,