"Эрнест Ренан. Жизнь Иисуса" - читать интересную книгу автора

избранное Богом и связанное с ним договором, укоренялась все более и более
непоколебимо. Души преисполнялись необъятным ожиданием. Весь индоевропейский
мир принял рай за источник своего происхождения; все его поэты оплакивали
исчезнувший золотой век. Израиль переместил золотой век в будущее. Псалмы,
эта вечная поэзия религиозных умов, звучат экзальтированным пиетизмом и его
божественной, меланхолической гармонией. Израиль действительно стал по
преимуществу Божьим народом, в то время как вокруг него языческие религии
все более приходили в упадок, превращаясь в Персии и Вавилоне в официальное
шарлатанство, в Египте и Сирии - в грубое идолопоклонство, в греческом и
латинском мире - в обрядовую внешность. То, что совершали христианские
мученики в первые века нашей эры, то, что совершали и совершают в недрах
самого христианства, вплоть до нашего времени, жертвы воинствующего
правоверия, евреи совершали уже в течение двух веков, предшествовавших
христианской эре. Они были живым протестом против суеверия и религиозного
материализма. Необычайное возбуждение идеями, которые приводили к самым
противоположным выводам, придавало евреям в эту эпоху характер самого
замечательного, самого оригинального народа в мире. Распространение их по
всему побережью Средиземного моря и употребление ими греческого языка,
который они усвоили себе вне Палестины, подготовили пути для пропаганды,
совершенно беспримерной у древних обществ, разбитых на мелкие
национальности.

До эпохи Маккавеев иудейство, несмотря на упорство, с которым оно
провозглашало, что будет некогда религией всего рода человеческого,
представляло черты, характерные для всех других античных культов: это был
культ данного рода и племени. Израильтянин, конечно, думал, что его культ
лучший, и говорил об иноземных богах с презрением. Но сверх того он верил,
что религия истинного Бога и создана только для него одного. Кто входит в
еврейскую семью, тот тем самым принимает культ Иеговы; вот и все. Ни один
израильтянин не помышлял совращать чужеземца в религию, которая составляет
наследие сынов Авраама. Развитие пиетизма, со времен Ездры и Неемии, привело
с собой более стойкую и логичную концепцию. Иудейство сделалось истинной
религией самым абсолютным образом; всякому желающему предоставлялось право
вступить в нее[133]; вскоре привлечение к ней как можно больше
последователей стали считать благочестивым делом[134]. Без
сомнения, благородное чувство, возвышавшее Иоанна Крестителя, Иисуса, Св.
Павла над расовыми идеями, еще не существовало. По странному противоречию
самих совращенных (прозелитов) мало уважали и относились к ним с
презрением[135]. Но идея исключительной религии, идея, что в мире
есть нечто выше отечества, крови, законов, идея, которая создала
впоследствии апостолов и мучеников, была уже основана. Глубокое сожаление к
язычникам, каково бы ни было их блестящее светское положение, отныне стало
уже чисто еврейским чувством[136]. Руководители народа пытались
целой серией легенд, представляющих образцы непоколебимой стойкости (Даниил
и его товарищи, мать Маккавеев и ее семь сыновей[137], роман
александрийского ристалища), внушить идею, что добродетель заключается в
фанатической приверженности к определенным религиозным учреждениям.

Преследования Антиоха Епифана обратили эту идею в страсть, почти в
безумие. В этом было нечто весьма сходное с тем, что произошло при Нероне