"Федор Михайлович Решетников. Горнозаводские люди (Рассказ полесовщика)" - читать интересную книгу автора

Они жили в нашем горном городе и ходатайствовали по делам в суде в
пользу управляющих и богатых людей. Они обирали управляющего и своих
доверителей и делали в суде что хотели. Если они хлопотали за бедных, кои
давали им последние свои деньги, то они все-таки держали сторону богатого и
заводских властей. Через них-то правому и не было в суде защиты, и правый
делался виноватым или лишался своего имущества, а виноватый делался
правым...
Однако не во всех заводах частных было так. Вот в яковлевских да
демидовских хорошее было житье людям, оттого, значит, там хорошие были
управляющие, кои сами присматривали за работами и не обижали людей. Все не
жаловались на свою жизнь; и в Нижне-Тагильском и Верх-Исетском много было
богачей, и заводы эти богатые. Демидовские и яковлевские люди приобретали
тайком металлы, делали из них вещи и продавали в то время, когда отправлялся
караван весной по воде, или изделия свои они продавали на ярмарках и в
городе. Зато там большая половина жителей была единоверцы или раскольники.
От непорядков в других заводах многие воровали, убивали, делали
серебряные и бумажные деньги, за что их ловили и ссылали в Сибирь. Деланием
кредитных билетов, воровством и убийством славились невьянские; с других
заводов бегали и говорили, когда ловили их, что они непомнящие родства, или
уходили в леса к раскольникам. Им лучше нравилось идти в Сибирь, чем терпеть
в заводе.
Ну, а теперь, слава тебе господи, воля вышла. Шабаш!.. Всяк вольный
стал: хочешь - работай, не хочешь - как хочешь, силой никто не заставит.
Сначала, как прочитали нам манифест, мы и руки сложили, лежим себе дома; а
как потребовали нас на работу, мы и говорили: "Знать никого не хочем...
Дождались мы матушки-воли - и шабаш!.." А когда нам растолковали, что еще
два года останется прежний труд, мы долго не могли понять: зачем еще два
года! Коли манифест прочитали - и давай билет на все четыре стороны! Мы еще
до манифеста слышали, что нас уволят, только не могли понять, как уволят.
Что будет с нашими домами и покосами? А многие богатые да начальники наши
печалились, что их от команды отставят; ну, да им можно было, а мы-то как?
Терпели-терпели, а потом и выдворят нас из своих домов?.. Урядники тоже
побаивались: им хорошо жилось, а как погонят их метлой из службы, куда они
денутся? Нынче, братец ты мой, хороший человек, писарей-то воно сколько
развелось, и чиновникам местов мало, а нашему брату и подавно. Ну, а когда
мы прочитали положение и поняли дело - ничего: домов не отнимут, а кто
выслужил года - покоса не отнимут, а не выслужил - деньги плати. Хорошо,
ей-богу! Хочешь работать - работай, денежки будут давать, а драть да бить по
морде уж не станут, значит, воля, и сам можешь сдачи дать. Слава те господи!
Мы, казенные люди, рады были воле, только,- по привычке, что ли, или бог
знает отчего, - нам как-то неловко казалось вдруг сделаться вольными:
работал ты, били тебя, драли как Сидорову козу, и вдруг ты вольный, хоть в
купцы ступай! Это диво! Эко счастье! Эвоно куда пошло!.. Да мы, братец ты
мой, хороший ты человек! - да мы, скажу я тебе, целую неделю, как прочитали
положение, из кабаков не выходили, а дома все батюшку-царя родного
благодарили! На что наши жены - дуры, и те себе по обновке купили да по
гривенной свечке за царя поставили в церкви... Ай да батюшка-царь! Большое
тебе спасибо: не ты бы, голубчик, так поедом бы нас заели...
Два года мы еще работали по-старому, только наши начальники затихли: не
стали нас драть. В частных заводах бунты затевали, оттого, значит, что там