"Федор Михайлович Решетников. Горнозаводские люди (Рассказ полесовщика)" - читать интересную книгу автора

усилили на рабочих работы, для того, значит, чтобы рабочие больше сделали, а
то, пожалуй, после рудники станут; к тому же находились там такие умники,
кои сбивали народ, что работать больше не следует. Ну, а у нашего брата,
сказал что один толково, и все в один голос говорят: так! Ну, и не шли на
работы, к управляющему лезли, побить его хотели... Их усмиряли солдаты и
губернатор и драли потом, а все-таки не объясняли толково... Потом, как
уволили нас совсем в нынешнем году, начальство и давай упрашивать нас
остаться при тех же работах, плату нам назначило. Ну, мы, бедные люди,
казенные и бывшие господские, подумали-подумали - куда пойдешь? Да и на
одном месте камешек обрастает, говорит пословица; денег нет, и стали опять
работать по-прежнему; только теперь уж - вольные люди, и денег больше дают.
Да и опять, как подумаешь,- ведь без нас казна не обойдется; кто, кроме
нашего брата, пойдет на фабрику да в рудник: крестьянин или иной какой к
этой работе не сроден, а мы сызмалетства привыкли к ней. Нам и холод и
голод - все нипочем. Ну, так все и остались при своих местах, и теперь лучше
стало как у нас, так и в бывших частных заводах. Иные, богатые, в мещане да
купцы записываются, другие куда-то разъехались, а мы, маленькие люди, так и
будем маленькими людьми; только теперь мы - вольные люди, никто нами не смей
понукать... А все батюшка-царь это добро сделал. Ну, как не молить нам за
него бога... Вот, значит, он один понял да вникнул в наше положение...

II. ПОЛЕСОВЩИК

Теперь скажу я тебе, братец ты мой, что я за человек такой. Видишь ли:
отец мой был лесной сторож, самый последний, маленький человек, ничтожный,
то есть: всякий подначальный его мог бить, сделать с ним что вздумалось бы.
Звали его от рождения и до самой смерти Иваном Фотеичем Ивановым, а как умер
теперь, по поминальникам, кои у детей поделаны, в церквах, в радовницы да в
день его святого,- поминают только рабом божиим Иваном или Иоаном, как в
поминальнике у него написано. Вот этот раб божий да подначальный, самый
маленький человек, был женат на Степаниде Егоровне, от которой и родилась
ему куча ребят, целая семья: Гаврило, Петр, Семен, Тимофей, Павел, Агафья и
Пелагея, и я после них. А окрестили меня Иваном, и стал я Иван Иванов Иванов
же. Вот что. А почему не иначе меня назвали, я скажу тебе, братец ты мой,
историю, которую отец мой часто рассказывал своим приятелям. Он так говорил:
- Этот шишкотряс, Ванька, больно мне солон, костью в горле стоит...
Потому, значит, меня через него с кордона стурили в сторожа, и с его родин я
совсем обеднел. У меня, знаешь ли ты, было уж пять сыновей: Ганька да
Петька, да Сенька, Тюнька, да Пашка, да две дочери Агашка и Палашка; и не
рад был я этой ораве, потому, значит, в избе стало тесно, и одеть их не во
что было... А если были какие доходы, все на мясо да водку шло, потому
выпивал я баско... Ну, я уже и не думал, чтобы жена еще кого-нибудь родила,
потому, значит, она ничего не говорила, да и я не замечал... Ну, и ладно...
Был я, знаешь ли ты, одного раза, летом, на кордоне; пробыл уже два дня и
мастюжил себе сапоги. Вдруг и прибежали Ганька да Петька и говорят мне:
"Мамка тятька, парня родила... нас за тобой прогнала; крестить говорит,
парня надо; помират тожно... Денег велела нести..." Озлился я на парней,
оттаскал их за гривы, и жену выругал, и стал парней домой гнать. А они что:
хоть кол им теши на голове, пристали, бестии: парня, говорят, мамка родила,
ревет уж он больно... маленький, говорят, такой да красный зачем-то... Ну, я