"Герберт Розендорфер. Кадон, бывший бог " - читать интересную книгу автора

берегу помыть ноги. Не успел он погрузить их в воду, как они моментально
заледенели, и когда он их вытащил, то при первом же ударе о камень ноги до
колен разбились на мелкие кусочки. Он заорал как резаный. Барон велел
немедленно бросить Матрас-Епископа в воду - "из милосердия", как он
выразился. Тут Матрас-Епископ стал орать еще громче, по крайней мере, пока
летел. Тромбонарь, самый сильный из нас, подозвал председателя "06-ва друзей
почтальонов-внештатников", и они вдвоем швырнули его в воду.
Таким образом, нас осталось только восемь (тогда еще вместе с
гномуправом), и в конце концов мы оказались буквально прижатыми к каменной
стене. Гномуправу помогло то, что скала шла неравномерно, и на ней было не
одно место, где можно было укрыться, а несколько. Гномуправ нарочно выбрал
себе отдельное укрытие (между некоторыми из камней уже плескалась вода),
чтобы спрятать там свой ящик пива. Мы спали, когда удар грома возвестил,
если можно так выразиться, начало последнего акта. Естественно, мы все (за
исключением пьяного гномуправа) тут же проснулись.
- Все наверх! - скомандовал барон, и мы стали карабкаться вверх по
стене, цепляясь по мере возможности за ее впадины и выпуклости.
- Ну что ж! - прокричал барон. - Первые три метра мы уже преодолели,
осталась еще без малого тысяча!
А гномуправа смыло, и первым, кто погиб после него, был Масло Барфус.
Он закричал (это случилось часа через два после того, как мы начали свое
восхождение):
- Поддержите меня кто-нибудь!
- Интересно, как?  - крикнул в ответ барон. Барфус соскользнул вниз. И
немедленно оледенел, хотя еще некоторое время качался на поверхности воды.
Следующим был председатель "Об-ва друзей почтальонов-внештатников". Падая,
он прокричал:
- Да здравствует незыблемый Шлезвиг-Гольштейн!
- Чушь какая, - отозвался фон Харков, - если его Шлезвиг-Гольштейн и
так незыблем, то зачем он еще желает ему здравствовать?
Тихий г-н Минимейер, кажется, молился перед тем, как упасть. Он не
выкрикивал ничего, а лишь взглянул на меня (я висел на скале рядом с ним)
мокрыми от слез глазами, что, впрочем, в такой ситуации было вполне
объяснимо.
Когда упал Кнут Воблянд, его последними словами были:
- И за это мы заплатили двенадцать с половиной тысяч марок!
- Кто-кто, а он-то уж точно ничего не платил, - заявил в ответ на это
фон Харков, - я знаю это от капитана. Этот Воблянд - журналист...
Тут барон обернулся. Воблянд падал, но как-то замедленно, как в кино, -
или это нам так казалось? - вытянув вперед руки, потом перевернулся в
воздухе вниз головой и вошел в воду без единого всплеска, тут же
превратившись в кусок льда.
- ...То есть был журналистом, - невозмутимо поправился фон Харков. -
Какой-то журнал заказал ему ряд очерков об этом круизе и оплатил поездку.
Теперь нас оставалось трое: силач Придудек, он же тромбонарь ("Я же
говорил, что этим парням из Мудабурга все нипочем", - повторил барон), барон
фон Харков и я.
Мха уже не было. Впрочем, в первое время нам вообще было не до еды.
Зато талая вода по скале по-прежнему стекала, и ее можно было пить. Ею мы и
утоляли жажду все время, если не считать пары бутылок пива, которые в силу