"Герберт Розендорфер. Кадон, бывший бог " - читать интересную книгу автора

собственную статую из пористого камня. Был ли он еще жив? Одна сплошная
скала, камень, даже глаза, оставшиеся, кстати, широко раскрытыми. Таился ли
в них упрек?
Когда он окаменел, я сразу же приложил ухо к его груди. Мне показалось,
что где-то глубоко внутри бьется сердце. Возможно, впрочем, что я ошибался,
и билось лишь мое собственное. А потом и вообще ничего не стало слышно.
Неужели он был еще жив? На всякий случай я, соблюдая вежливость, по утрам
говорил ему: "доброе утро", а по вечерам желал "доброй ночи"...

...По утрам? По вечерам? Борода у него, разумеется, больше не росла,
превратившись все в ту же плотную, однородную массу. Я пытался вести счет
дней и определять время суток по чередованию естественных потребностей
организма, считая пробуждение от сна началом очередного дня. Способ не очень
точный, но что поделаешь? К счастью, мне было чем занять свои мысли: я
сочинял кеннинг о несуществовании.
Вы знаете, что такое кеннинг? Это замысловатый перифраз, популярный в
древнегерманской литературе и считавшийся красивым, например: "кони моря"
вместо "корабли", "невеста битвы" вместо "меч" и так далее. Kenning, во
множественном числе kenningar.
Или "Зажопинские выселки" вместо "остров Св. Гефионы".

Должен ли я торжественно утопить барона в ледяном озере, в этом
"инкрустированном льдом полу нашего голубого собора", по его же собственному
выражению? Наверное, нет, причем не только потому, что он, возможно, еще
жив, но просто потому, что его статуя слишком тяжела, чтобы я мог сдвинуть
ее с места. Я накрыл его императорско-королевским знаменем. Хотел зажечь
перед статуей свечные огарки, но не было ни спичек, ни зажигалки. Мне
казалось, что надо высечь какую-нибудь подобающую надпись - это легко было
сделать при помощи шпаги, например, на одной из штанин, - но я не мог
придумать какую: "Здесь стоит..."? Или: "Покойся в себе с миром, барон
фон..."? Или: "Я, бог Кэтхаун, преисполнившись великой печали, на камне сем
оставляю весть об окаменении моего верного спутника..."? Наконец я решил
написать самое простое - его титул и фамилию: "барон фон Харков". Без имени,
которого он мне так и не назвал.

Пропилеи изо льда, голубые пропилеи, налепленные как попало и никак не
соответствующие классическим пропорциям, абсолютно не канонические. Витрувий
бы скривился. Сплющенные, согнутые, вывернутые пропилеи, линии, искаженные
многотонной тяжестью, гигантские пропилеи, а точнее, ледяные полипы,
ревущие, как умеют реветь только полипы, и не надо мне говорить, что полипы
не ревут: они ревут, да еще как, особенно эти ледяные голубые полипы, белые
и стеклянные одновременно, и это даже хуже, чем если бы они в самом деле
ревели. Здесь все ревет. Замороженные водовороты из серого льда (который на
самом деле белый) ревут из глубины своих недр, когда я смотрю вниз, где
собор громоздится на собор, неосторожно нахлобученный один на другой, - ну
как это описать?...
...А вообще с какой стати кто-то взял себе право запугивать бога
Хедонна? Бога, иже есмь аз, присутствовавшего при начале начал, при Большом
взрыве, - при изобретении бытия, при этой неизъяснимой трансформации, при
внезапном переходе и т. п. от не-существования-ни-чего к бытию, к