"Море соблазна" - читать интересную книгу автора (Дорсей Кристина)

ПРОЛОГ

Нью-Йорк

Май 1862 года

– Я не уверен, что правильно понял ваше предложение.

Фелисити улыбнулась, и ее синие глаза ярко засияли от удовольствия. Ничего удивительного, должно быть, он никогда и не ожидал столь потрясающего везения.

– Чего именно вы не понимаете?

По разумению Фелисити, она объяснила все достаточно тонко. Конечно же, план ее мог шокировать Иебедию, но это отнюдь не означало, что она не обдумывала его долго и тщательно. Она не была ни легкомысленной, ни нескромной, как некоторые… Во всяком случае, такой, какой казалась своему отцу. И сие предприятие должно было доказать это.

– Мисс Уэнтворт, – начал было Иебедия, но умолк; его резко выступающий кадык дрогнул, когда мягкая женская ручка легла ему на ладонь.

– Не кажется ли вам, что вы могли бы называть меня просто Фелисити?

– Мисс Уэнтворт, – упорно продолжал Иебедия, убрав свою руку и пробежав кончиком пальца по накрахмаленному отвороту высокого воротничка. – Я, разумеется, польщен…

С этими словами молодой человек, опершись ладонями на колени, костлявость которых не скрывали даже толстые шерстяные панталоны, поднялся и подошел к мраморному столику, стоявшему в центре комнаты.

И только тут он, наконец, действительно понял все, что она сказала. Фелисити сидела, чопорно сложив руки, с выпрямленной спиной, отстранившись от бархатной парчи дивана. Она заманила Иебедию в гостиную именно потому, что последняя предполагала уединенность и интимность беседы.

Как раз то, что было совершенно необходимо для ее предложения.

– Иебедия, – Фелисити поднялась и расправила во всю ширину свою зеленовато-изумрудную шелковую юбку. Сделав быструю гримаску, подобрала в шиньон упрямый рыжевато-золотистый локон и направилась к предмету своего увлечения, стоявшему прямо и бесстрастно, своей узкой спиной к ней. – Не нужно больше ничего говорить.

Подойдя к нему, Фелисити положила пальчики на его рукав. О, разумеется, он был польщен – в его эмоциях девушка никогда и не сомневалась, ибо она прекрасно знала, что предлагала.

Уэнтвортам долгие годы плыла в руки удача, так что даже, несмотря на то, что отец Фелисити поддерживал Иебедию и прочих аболиционистских пасторов, подобных ему, все это не шло ни в какое сравнение с тем, что могут иметь в своем распоряжении Фелисити и ее будущий супруг.

Хотя деньги в этом деле и были очень важны, Фелисити прекрасно понимала, что коммерческая жилка у Иебедии отсутствует полностью. Он был слишком благороден для этого – доблестный, непреклонный и богобоязненный.

Идеальный мужчина для нее.

Но и она могла бы стать для него прекрасной женой, ведь помимо денег Фелисити предлагала ему еще и себя. А при всей своей скромности она знала, что желанна и без наследства, поскольку за ней ухаживало уже немало молодых людей. Словом, не было ничего удивительного в том, что человек, которому выпала такая неожиданная удача, на какое-то время впал в молчание.

Всем, всем юношам Нью-Йорка она предпочла его! Фелисити возбужденно стиснула сплетенные пальцы. Это должно было доказать всем, что она действительно серьезная молодая женщина.

– Прошу прощения, – щеки Фелисити зарделись, когда она посмотрела в тонкое лицо того, кого любила. Ей необходимо было поскорее спуститься с облаков и вновь стать внимательной, поскольку ей вовсе не хотелось пропустить хотя бы слово из сказанного возлюбленным.

– Я думаю, – со вздохом сказал Иебедия, – что вы не понимаете серьезности всего этого.

– Но уверяю вас, это так! – И Фелисити посмотрела на него сквозь густую бахрому темно-рыжих ресниц – взглядом, повергшим на колени уже не одного юношу.

– Слышали ли вы когда-нибудь мои слова с амвона?

– Разумеется.

Голос у него во время проповедей был прекрасным – сильным, глубоким и драматичным. Она могла бы слушать его бесконечно. Собственно говоря, мысль выйти за него замуж впервые и зародилась у нее именно во время одной из его бесед об ужасах рабства.

– А сегодня? Что говорил я сегодня?

Неужели это проверка? Если так, то она, пожалуй, глупо попалась. Когда сегодня Фелисити сидела в церкви рядом с отцом на своем жестком сиденье за загородкой, мысли ее были сосредоточены скорее на предстоящем предложении, чем на словах пастора.

– Ну… я… – Фелисити со щелчком раскрыла веер, чтобы тем самым дать себе больше времени на размышление. Хотя она могла просто взглянуть на него так, что после этого он, вероятно, и сам не смог бы припомнить, о чем говорил.

– Я так и думал. – Иебедия отвернулся и выдохнул сквозь зубы. – Вы не имеете никакого представления о том, что я говорил.

– Никакого представления? – Глаза Фелисити широко раскрылись. Возможно, рассудок ее и блуждал где-нибудь этим утром, но ей вполне хватило его службы, да и она слышала достаточно из его беседы с отцом, чтобы все понять… Она не тупица! Девушка уже было открыла рот, чтобы заявить об этом, но он оборвал ее.

– Вы полагаете, что какие-то деньги, брошенные на прикрытие человеческих пороков, подготовят почву для вашего пути в рай? – Голос его мог быть очень громким и сокрушающим, особенно когда повелевал молчать.

– Деньги? – Фелисити даже отступила на шаг. Ее широкая юбка зацепилась за ножку кресла, но она не обратила на это внимания. – Я не говорила ни о каких деньгах. Это было…

– Да, да, я понимаю. Вы желаете пожертвовать на алтарь искупления свое дивное тело. Неужели вы искренне верите, что шелковые одежды и напомаженные губы могли бы заставить меня забыть свой долг?

Губы ее были чисты от помады, их розовый цвет был совершенно естественным. Но не успела Фелисити указать на это, как Иебедия продолжил свою речь.

– Если бы вы слушали меня этим утром, то услышали бы, что я говорил о той негритянке, Эсфири, и о ее бегстве на свободу. О детях, которых она была вынуждена оставить, и о тех ужасах, которые испытывают теперь эти несчастные невинные создания от своих хозяев.

– Я слышала, как вы говорили об Эсфири.

В настоящий момент эта негритянка как раз сидела в библиотеке уэнтвортовского дома. И именно из-за ее присутствия Фелисити лишь с большим трудом удалось убедить Иебедию присоединиться к ней в гостиной.

– В таком случае, как же вы можете кривляться и флиртовать, имея прямо у себя под носом столь явные свидетельства такой невиданной жестокости? – Иебедия смолк и провел костлявыми пальцами по скуластому лицу. – Простите мою резкость, мисс Уэнтворт, но женщина, на которой я когда-либо женюсь, должна будет обладать более серьезными качествами, чем только хорошенькое личико и сундук с золотом. Она должна быть предана делу, как предан ему я. И мы будем трудиться с ней бок о бок, чтобы искоренить зло рабства на всей земле.

– Но я могла бы стать такой женщиной.

Фелисити было противно слышать нотки мольбы в своем голосе – ведь Уэнтворты никогда никому не спускают.

Иебедия посмотрел на нее сверху вниз, и на какое-то краткое мгновение девушка подумала, что он, быть может, еще согласится с ней… поймет свою ошибку… Однако молодой человек покачал головой, повернулся и вышел, сопровождаемый удивленным взглядом Фелисити.

– Я так не думаю, – были его последние слова.

Фелисити смотрела, как он уходит, и глаза ее от разочарования стали еще больше. Она надеялась, что Иебедия остановится, кинется к ней и будет просить прощения за временное помутнение своего рассудка. И лишь когда он окончательно скрылся за широкой лестницей, Фелисити вдруг начала понимать, что, скорее всего, этого не произойдет уже никогда.

– Что ж, я… – Фелисити обмахнула веером неожиданно разгоревшиеся щеки и вернулась обратно на диван, почти упав на него. Она, Фелисити Уэнтворт, была отвергнута!

Отвергнута!

Умерла такая идея! Дело было даже не в том, что все вокруг любили ее, но отказы отца всегда были столь утонченными, что теперь, закрыв глаза, Фелисити старалась не думать о той реакции, каковой Фредерик Уэнтворт обычно сопровождал выходки своего, теперь уже единственного ребенка.

А ведь ее брак с Иебедией Уэбстером должен был изменить эту ситуацию. Он должен был заставить отца увидеть… Заставить увидеть их всех…

Кусая губы, Фелисити попыталась унять неудержимо рвущиеся слезы. Такое трудно было предвидеть. А ведь в этот самый момент отец должен был бы обнимать ее и поздравлять Иебедию, провозглашая их самой совершенной парой.

Вдруг настроение девушки на мгновение просветлело от мысли, что, возможно, Иебедия просто неправильно понял ее, но тут же, тихо вздохнув, она признала, что дело было совсем не в этом.

Он все понял.

Просто он нашел в ней тот же недостаток, что и отец. Иебедия Уэбстер должен был стать ее спасением, доказательством того, что она достойная девушка, а вместо этого он лишь подтвердил мнение отца.

Фелисити не плакала по-настоящему с тех пор, как было получено известие о смерти ее брата Артура, но теперь она почувствовала, что ей действительно необходимо выплакаться. Однако, едва лишь она достала из ридикюля платок, никакой нужды в котором прежде и не предполагалось, как услышала в холле какое-то движение.

Итак, Иебедия опомнился! Фелисити повернулась к дверям с жалкой улыбкой на губах, которая тут же застыла, когда девушка увидела Эсфирь – ту самую женщину, которую Иебедия привел в их дом.

– Мистер Уэнтворт просил меня привести вас, мисс Фелисити, – негритянка слегка поклонилась и посмотрела на Фелисити темными миндалевидными глазами, в которых еще таился страх. Благодаря уэнтвортовским деньгам, на ней уже было свежее платье и передник, а туфли были совсем новыми, так что скрипели при каждом шаге. Ей было явно не по себе.

Фелисити была достаточно хорошо воспитана своей матерью, чтобы не показывать своих эмоций перед слугами, а Эсфирь, хотя и не состояла на самом деле на службе у Уэнтвортов, все же не знала за всю свою жизнь ничего, кроме рабства. И возможно, ей еще никогда не приходилось видеть свою госпожу на грани слез.

– Пожалуйста… Эсфирь… присядь.

Фелисити расправила юбки и приветливо улыбнулась негритянке. Она всего лишь хотела помочь Эсфири почувствовать себя более уверенно, а ее собственное нежелание идти наверх и снова увидеться там с Иебедией было здесь совершенно ни при чем.

– Я не уверена, что… Они… в общем, мистер Иебедия ждет.

– Ничего, он поймет, – начала Фелисити и едва не сказала «Пусть подождет». Однако приличие победило. – Я думаю, мистер Уэбстер желает, чтобы я узнала о вас побольше.

Но когда Эсфирь неохотно опустилась на самый край дивана, Фелисити ощутила мучительное чувство вины. Разве не это было основным содержанием едва ли не всех его проповедей?

– Что вы хотите узнать?

«Видимо, ей не раз уже приходилось рассказывать о себе», – догадалась Фелисити. Бедняжка уже ожидала, что ей придется снова говорить о своем горе. Девушка, конечно, могла бы пощадить негритянку и не заставлять ее повторять свой рассказ, но что-то мешало ей поступить таким образом. Поэтому она уселась и стала слушать, слушать эту мучительную историю.

– Но сколько же им? Сколько лет твоим детям? – спросила Фелисити, как только Эсфирь остановилась.

Темные глаза сбежавшей рабыни блеснули, словно агат, и подбородок ее дрогнул.

– Эзра, он старший. Почти взрослый. Он может выполнять работу уже как взрослый. С ним-то все будет в порядке, так мне сдается, – сказала она с некоторой гордостью. – А вот Сисси, с ней и правда нехорошо, – Эсфирь покачала головой. – Она немного больна. А Люси – та и вовсе младенец, только от титьки.

Эсфирь была готова заплакать. Фелисити поняла, что эта женщина просто не знает точного возраста своих детей, и, передавая ей платок, попыталась сказать несчастной какие-нибудь слова утешения. Иебедия, тот бы знал, что сказать, но Фелисити ничего не приходило на ум.

Эсфирь была продана с плантации, где жила вместе с детьми. Продана потому, что, по подозрению хозяйки, слишком привлекала внимание хозяина.

– Да мне в жизни не хотелось, чтоб он меня тискал! – проговорила Эсфирь. – В жизни! – И она отвернулась. – И как только мне удалось убраться оттуда, я и убралась. Вот только детишек никак не забрать.

Фелисити пристально посмотрела на свои сложенные руки и удивилась, почему же никто не позаботился о детях. Разумеется, теперь была война, всем надоевшая жестокая война, но поездок на Юг это не отменяло. Больше того, около трех лет назад Фелисити сама проделала подобное путешествие, чтобы навестить свою кузину, жившую в Чарлстоне.

Эсфирь вытерла нос и подняла виновато глаза.

– Я выстираю это потом, хозяйка.

– Что? О, не беспокойся. Оставь его себе.

Носовых платков у Фелисити было больше, чем она смогла бы использовать за всю свою жизнь. Вот только отдавая этой несчастной один из них, она отнюдь не могла даже смягчить ее потерю. Фелисити было открыла рот, чтобы предложить больше… быть может, деньги. Но тут же вспомнила слова Иебедии. Неужели она пытается и в самом деле купить спасение? Или, еще того хуже, предлагая эти деньги, хочет произвести впечатление на Иебедию и отца?

Когда Фелисити еще раз взглянула на Эсфирь, в ее голове внезапно родилась идея, которая принесла бы пользу всем – Эсфири, самой Фелисити и даже Иебедии. Потому что он получит жену, которую действительно заслужил, то есть ее.

– Эсфирь! – девушка с трудом сдерживала возбуждение, звеневшее в голосе. – Где они? Где твои дети?

– В Южной Каролине, – черные глаза ее смотрели устало. – Но зачем?..

– Затем, что… – но Фелисити была вовсе не намерена рассказывать ей все прямо сейчас. Скоро эта негритянка узнает. Они все узнают, включая и отца с Иебедией. И никто не сможет упрекнуть ее в меньшей, чем у Артура, преданности, ибо Уэнтворты никогда не отступали. И Фелисити Уэнтворт решила доказать, что она достойна своей фамилии.