"Море соблазна" - читать интересную книгу автора (Дорсей Кристина)

Глава первая

Чарлстон, Южная Каролина

Июнь 1862 года

Он ненавидел черное.

Дивон Блэкстоун, прислонившись к жесткому подоконнику, усмехнулся: какая ирония – Блэкстоун ненавидит черное.[1] Но каждый раз, когда он возвращался домой, казалось, что черные шелка все больше и больше пользуются предпочтением у женщин Чарлстона.

С отсутствующим видом он наблюдал за женщиной, идущей по улице с тяжелой ношей. Она была закутана во вдовий наряд, тяжелый материал которого совершенно скрывал ее. Очередная жертва проклятой войны.

– Какое расточительство! – пробормотал он, но, сообразив, что говорит вслух, поморщился.

– Что ты сказал, милый?

– Так, ничего, – и Дивон оглянулся через плечо туда, где на кровати соблазнительно раскинулась Лил. Газовая москитная сетка была откинута, и девушка, надув алые губки, призывно манила его пальцем.

– Возвращайся-ка лучше в постель, тогда у тебя не будет времени разговаривать с самим собой!

Дивон дьявольски фыркнул.

– Думаю, что вынужден болтать сам с собой именно благодаря времени, проведенному в твоей постели!

– Жалобы человека, постыдно сбежавшего из окружения?

Лил приподняла гладкие обнаженные плечи, позволяя простыне упасть с ее круглой, с розовыми сосками груди.

– Полагаю, ты знаешь несколько больше, – Дивон заставил себя отвернуться. – Если я заберусь обратно в постель, то мы уже не вылезем сегодня на свежий воздух, а я еще должен засвидетельствовать свое почтение бабушке.

– Кстати, говорила ли я тебе, что видела миссис Блэкстоун на прошлой неделе?

– Нет.

Впрочем, Лил вообще мало говорила с того момента, как Дивон появился сегодня утром на ее рабочем месте. Этой ночью «Бесстрашный» вырвался из блокады кораблей федерального флота, и, как обычно, чувство опасности и возбуждения далеко не сразу отпустило Дивона после швартовки корабля в Чарлстоне. Посему Лил, как обычно, была весьма счастлива, что Дивон может поделиться с ней избытком своей энергии. Он был по-прежнему напряжен, словно паровой котел, у которого закрыт предохранительный вентиль, но, тем не менее, полагал, что еще один тур в постели Лил ему все-таки не поможет.

Сопротивляясь из последних сил, он отвернулся, дабы проигнорировать роскошные формы Лил и дослушать ее рассказ о бабушке.

– Она спускалась в своем экипаже по Митинг-стрит и действительно велела кучеру остановиться, чтобы поблагодарить меня за пожертвование в госпитальный фонд, представляешь?

– Она благодарила тебя?! – Дивон удивился. – Непохоже на бабушку.

Румянец начал медленно покрывать шею и лицо Лил. Дивон, не подозревавший в ней способности краснеть, предположил все же, что спровоцировать такое могла лишь его бабка.

– Ну, на самом деле она сказала мне… что, раз я имею кое-какой доход… я… должна стараться помочь пострадавшим от этой войны.

Дивон, запрокинув голову, засмеялся.

– Вот это действительно на бабулю похоже.

– Да, она благодарила меня, не иначе! – оправдываясь, продолжала Лил.

– Я рад. – Дивон вновь повернулся к окну, рассеянно выискивая среди прохожих вдову. Лил продолжала болтать о его бабушке, говорила о том, какая она замечательная дама, но Дивон почти не обращал на нее внимания. Не то чтобы он был с ней не согласен – наоборот, он обожал свою бабку, хотя одним из первых признал, что ее острый язычок разит подобно шпаге. Тут он снова увидел вдову, продолжавшую бороться со своим саквояжем, и уже не мог более от нее оторваться.

Она, конечно же, молода. Для этого даже не надо видеть ее лица. Тело ее было гибким, а движения, несмотря на тяжесть саквояжа, оттягивавшего руку, грациозными.

Вся улица была запружена и просто кишела моряками и солдатами – еще одно следствие войны, – и потому молодая женщина казалась здесь не к месту. Прискорбный комментарий к тяжелым временам, зачумившим город.

Утро было влажным, душным и жарким. Солнце, висевшее над гаванью, было подернуто дымкой, и только редкий ветерок с залива приносил немного облегчения. От пота рубашка Дивона прилипла к телу, и он мог себе представить, насколько жарко было вдове под ее плотной вуалью, прикрепленной к шляпе.

Но та упорно продолжала тащиться сквозь толпу, вцепившись в свой саквояж так, словно в нем заключалась вся ее жизнь. Дивон по-прежнему не спускал с нее глаз, как вдруг неприкаянный бриз, в очередной раз принесший с залива запах морского воздуха, ухватился за вдовьи юбки, завернул их вокруг лодыжек и на мгновение приподнял черную вуаль.

И прежде чем ее затянутая в черную перчатку рука быстро поймала и снова опустила вуаль, Дивон успел увидеть ее блестящие, рыжевато-золотистые волосы. Это заставило его быстро наклониться вперед, так что его лоб коснулся прохлады оконного стекла. Да, у нее были роскошные волосы – густые кудри, уложенные на затылке узлом.

На какие-то доли секунды Дивон увидел себя, погружающим руки в эти густые волосы, и ему даже пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать это видение. Заниматься любовью со вдовами – эта мысль показалась слишком фривольной… даже ему.

– Думаешь, смог бы?

Дивон дотянулся до своей белой полотняной куртки.

– Смог бы – что? – и он посмотрел на Лил, выуживая из кармана золото.

– Вернуться сегодня ночью? – Лил покачала ногами, свесив их с кровати, и быстро соскользнула с нее. Стоя перед ним обнаженной, она посмотрела Дивону прямо в лицо и спросила:

– Ты слышал, что я сказала?

– Кто же станет беспокоиться о словах, когда есть возможность услаждать подобным глаза? – и Дивон кивнул головой на прелести Лил, одновременно натягивая куртку на свои широкие плечи. Затем он тремя большими шагами пересек комнату и склонился над девушкой. Дивон думал обойтись лишь коротким поцелуем, но она обвила его шею руками и закинула на его бедро ногу.

– Сегодня ночью? – промурлыкала Лил, когда он мягко от нее отстранился.

– Не уверен. Во всяком случае, не рассчитывай на меня, – и с этими словами Дивон разжал у себя на шее ее руки, уже успевшие запутаться в его волосах. Затем, слегка отступив, сунул в ладонь Лил золотую монету.

– Я же говорила тебе, что это бесплатно, мой сладкий.

– Знаю, что говорила, – Дивон закрыл монету ее пальчиками. – Но всем нам надо как-то жить, особенно во времена, подобные нынешним.

– Увы, бизнес никогда не был для меня прибыльным, впрочем, как и для тебя, насколько я слышала, мой котик.

Но в этот момент, привлеченный звуками суматохи, доносившимися через открытое окно, Дивон резко оглянулся, и Лил сказала:

– Ничего страшного. Просто какие-нибудь солдаты пошаливают. Такое часто случается.

Однако Дивон, не обращая внимания на ее слова, рванулся к окну и, оглядев улицу взглядом человека, привыкшего быстро определять опасность, выругался:

– Черт!

Вслед за проклятием он ударил основанием ладони по деревянной раме окна, затем быстро пересек комнату, дернул медную ручку двери и выбежал вон.

– Да что случилось, милый? Что там такое? Однако когда отзвучал ее последний вопрос, Дивон был уже в самом низу лестницы, ведущей к главному входу. Там в этот утренний час было пусто, ибо большинство клиентов Лилиан Мак-Аби приходили с наступлением сумерек. Закрытые ставни поглощали почти весь свет и шум, поэтому солнечные лучи и крики вдвойне поразили Дивона, когда он, наконец, оказался на улице.

Остановившись на кирпичном крыльце, Дивон огляделся, затем спрыгнул и пробился локтями вперед прямо через группу солдат. Не тратя времени на расспросы о том, чем занимался до его появления грязный с жидкими растрепанными волосами матрос, Дивон схватил его за руку и рванул на себя. Дюжий детина, раскрыв рот, уставился на Дивона; он был настолько поражен, что даже отпустил свою военную добычу – молодую вдову с саквояжем.

Последняя же, судорожно глотнув воздух, по инерции пролетела прямо к грубому стволу пальмы. Обернувшись в ее сторону, Дивон увидел, что шляпа у нее съехала набок и отколовшаяся вуаль открыла огромные синие глаза на матовом, как слоновая кость, лице. Не ошибся Дивон и насчет волос. Пышные, рыжеватые кудри рассыпались во все стороны, но вдовушка быстро левой рукой поправила шляпу. Правая же продолжала крепко держаться за ручку саквояжа.

Дивон уже было направился к ней, готовый предложить свою помощь, но в этот момент слепой удар сбоку отбросил его назад.

– Мы тебе покажем, воображала, как совать свой нос куда не следует! – прохрипел прямо в лицо Дивону чей-то голос, едва лишь тот успел повернуться. Но молодой южанин быстро нанес оскорбителю страшный удар кулаком в живот. Когда же Дивон повторил свой выпад, противник лишь глухо выдохнул: «Уф, сукин сын!» Ненависть блеснула в его глазах. Он с усилием кинулся к Дивону и темными от загара руками обхватил его колени.

Они покатились по пыльной улице. Прохожие, вынужденные расступаться, чтобы дать место дерущимся, так и сыпали проклятиями. Дивон первым заработал кулаками по заросшим щетиной челюстям противника, но уже в следующее мгновение тот ударил его прямо в зубы. В ответ Дивон двинул его по носу, и было уже непонятно, откуда хлестала заливавшая рубашки кровь. Занеся стиснутый кулак для нового удара, Дивон увидел, что враг его повержен.

Усевшись на моряка верхом, Дивон тряхнул его, приподняв за отвороты грязной куртки.

– Здесь, в Чарлстоне, с дамами так не обращаются! – И Дивон повернул голову невежи в сторону улицы. – Извиняйся!

Однако, быстро оглядевшись, он вдруг заметил, что дамы, из-за которой поднялась вся эта суматоха, уже не было под кроной пальмы. И тогда он почувствовал, что у него чудовищно болит голова, и начал стремительно клониться прямо к черной грязной земле. Он упал лицом вниз, и поднявшаяся пыль забила ему ноздри. Больше он уже ничего не мог сделать, несмотря ни на удары тяжелых кованых ботинок по ребрам, ни на мучительную боль разбитого рта.

– Зато вот что подлинные сыны конфедерации делают с дураками! – засмеялся один из помогавших противнику Дивона подняться на ноги.

Дивон пытался приподнять голову, но все эти попытки не увенчались успехом, пока чьи-то сильные руки не подхватили его под мышки и не помогли встать. Его спасителем оказался Саул, человек Лил. Этот могучий негр с перекатывающимися мускулами и широким лицом, помогая Дивону подняться на ноги, был предельно учтив.

Лил стояла на крыльце, едва прикрытая шелковым пеньюаром.

– Тащи его сюда, Саул, – сказала она, нахально улыбаясь хорошо одетому господину, сделавшему замечание относительно ее туалета. – Приходи-ка лучше сегодня ночью, если у тебя хватит мозгов, – увидишь побольше! – добавила она, скрываясь в полутьме своего заведения.

– Я могу сам, – отстранился от Саула Дивон, весьма смущенный полученными побоями.

– Конечно, можешь! – Лил кивнула головой Саулу, и тот отошел от Дивона, который сразу же в изнеможении упал на стоявший в парадной гостиной диванчик из конского волоса. – Я даже считаю, что ты вполне мог бы справиться и с этими тремя разбойниками. Дивон приподнялся на локтях.

– Так их было трое?!

Лил послала Саула за водой и, потрогав рубашку Дивона, на которой не осталось ни одной пуговицы, покачала головой.

– Неужели ты не можешь оценить обстановку и сил врага еще до вступления в бой? А ведь я помню те времена, когда Дивон Блэкстоун мгновенно вычислял самые невероятные пути спасения, прежде чем взяться отвечать на вопрос?

Он тоже помнил те дни. Честно говоря, Дивон все еще продолжал считать себя человеком осмотрительным… Во всяком случае, он вырвался из окружения. Правда, он и сам толком не знал, зачем задал стрекача, если можно так выразиться. Но в действительности это именно так и было.

– А что с ней? – Он оттолкнул руку Лил и, втягивая в себя воздух, стянул нижнюю рубашку. Вся левая сторона груди была покрыта страшными расплывшимися багровыми пятнами, но все-таки это не выглядело и вполовину так уж плохо, как казалось Дивону.

– С этой дамой? – Лил изогнула вороные брови и швырнула лохмотья в тазик, поставленный Саулом на пол. – Так вот из-за чего заварилась каша! Изображать рыцаря из-за какой-то бабенки?

Дивон одарил ее недовольным взглядом, но она наклонилась и вытерла кровь с его губ. Пеньюар ее распахнулся, однако она и не позаботилась о том, чтобы прикрыть обнаженную грудь. – Дамочка сбежала еще до того, как началась драка. – Лил усмехнулась. – Должно быть, она просто побоялась, что ей придется остаться и подбирать с земли обломки ее рыцаря в сверкающих доспехах.

С трудом переводя дыхание, Фелисити прислонилась к белой оштукатуренной стене какого-то дома за Традд-стрит. Вцепившись в свой саквояж и уворачиваясь от встречных, она бежала от самой пристани, стремясь оказаться как можно дальше от тех ужасных, затеявших драку мужчин.

Шмыгнув носиком, девушка все же преодолела сильнейшее желание тут же сползти по стене этого белого домика и заплакать в голос. Ноги ее гудели, руки, казалось, вот-вот отвалятся, а незнакомая доселе жара душила ее нестерпимо.

– Господи, да как же они ее здесь выдерживают? – пробормотала Фелисити, шаря ослабевшей рукой в ридикюле в поисках носового платка. Пот заливал ее лицо, и, подняв тяжелую черную вуаль, она вытерла горячие капли, а затем, сообразив, что вдовий наряд не спас ее даже от посягательств на скромный саквояж, скинула и проклятую шляпу. При воспоминании о саквояже, рука ее непроизвольно стиснула его кожаный бок, дабы удостовериться, что злополучный багаж по-прежнему находится в полном ее владении.

Девушка со вздохом встряхнула и расправила в руках вуаль, еще минуту назад не пропускавшую к ней ни глотка прохладного морского ветерка. Может быть, конечно, эти отвратительные мужчины из порта и не поверили ее вдовству, но уж вели-то они себя действительно как последние свиньи; а ведь за весь свой путь сюда, на юг, Фелисити видела от людей лишь внимание и заботу.

И все-таки, несмотря на нынешнюю ситуацию, Фелисити признавала, что идея вдовьего маскарада была внушена ей свыше, почти так же, как и план поездки на Юг для спасения детей несчастной Эсфири. Своевольная девушка подогревала и утешала себя тем выражением любви и восхищения, которое непременно засияет на лицах отца и Иебедии, когда она вернется в Нью-Йорк с тремя ребятишками.

Но как бы сладостны ни были эти картины, насладиться ими сполна у Фелисити не было сейчас времени. Она задыхалась от жары, ее мучили усталость и голод, какого она еще ни разу в жизни не испытывала. Впрочем, она знала, что все эти неприятности исчезнут, стоит ей лишь добраться до своей кузины Луизы, проживавшей неподалеку отсюда, на Митинг-стрит, и девушка мечтательно вздохнула, представив себе приготовленные для нее прохладные, благоухающие лавандой простыни. Затем она решительно отбросила надоевшие вуаль и шляпку, твердо уверенная в том, что, как только она попадет под спасительный кров Луизы и ее мужа Кира, сталкиваться с ужасными грабителями ей больше не придется.

Немного осмотревшись и сориентировавшись, Фелисити осторожно вышла на улицу. Увы, она почти не узнавала Чарлстона: в Нью-Йорке много говорили о сражении, разгоревшемся на окраинах города, но о подлинных последствиях разрушительной войны там и не подозревали; на Севере упоминались лишь солдатские парады, негры, попрятавшиеся кто где да нудные политические дискуссии.

На самом же деле…

Люди, которых Фелисити встречала сейчас по дороге к Митинг-стрит, уже и отдаленно не напоминали тех изящных леди и джентльменов, которые прогуливались по обсаженным дубами авеню в ее прошлый приезд. Город кишел грязными женщинами и солдатней, которая, казалось, и понятия не имела о какой-либо военной дисциплине.

Глядя прямо перед собой, Фелисити прошла по Традд-стрит до пересечения с нужной ей улицей. Повернув направо, она увидела церковь Сен Мишель и смахнула со щек слезы облегчения, ибо дом кузины стоял как раз напротив этой маленькой церкви. Ставни его были наглухо закрыты от палящего солнца, и девушка почти физически ощутила мягкую прохладу просторных с высокими потолками комнат этого гостеприимного жилища.

Несмотря на усталость, Фелисити на едином дыхании взбежала по лестнице, ведущей к парадному входу, и, схватив дверной молоточек, сделанный в виде фигуры дельфина, звонко постучала.

Молчание.

Девушка постучала снова, полагая, что Луиза, как обычно медленно и не спеша, посылает слуг открыть двери. Но, когда ей пришлось поднять молоток в третий раз, в ней медленно и тревожно стало зарождаться сомнение. Впрочем, впадать в панику она не станет. Уэнтворты не паникуют, и Фелисити сошла вниз. Внимательно вглядываясь в закрытые окна, она надеялась заметить в доме какие-нибудь признаки жизни.

Их не было.

Окна, которые, как ей поначалу показалось, были закрыты ставнями от солнца, при более тщательном исследовании оказались просто зашиты досками. Приподняв юбки, Фелисити бросилась в сад. Но и там ее встретили следы запустения: розы уныло поникли, а когда-то аккуратные садовые дорожки буйно заросли сорняками. Все же незваная гостья упорно не хотела верить действительности. Она принялась стучать в дверь, ведущую к слугам, лихорадочно молясь, чтобы хоть здесь откликнулась какая-нибудь живая душа.

И молитва ее была услышана: в глубине помещения послышался голос. Фелисити, не выпуская из рук саквояж, закружилась от радости, как девочка.

– Идут! Идут!

И она с неподдельным изумлением посмотрела на высохшего негра, появившегося на ступеньках крыльца и мрачно провозгласившего:

– Они ушли.

– Ушли? Куда? – Не хватит ли на сегодняшний день?! Негр пожал плечами, и они четко, как у пугала, проступили под его рваной рубахой.

– Не знаю.

– А когда же… когда же они вернутся? Старик уныло покачал седой головой.

– А вот, до тех пор они не вернутся, пока все эти чертовы янки не выметутся прочь с Южной Каролины.

– Чертовы янки?! – Фелисити поперхнулась и почувствовала себя близкой к обмороку. – Но я их кузина… Я проделала такой путь от… от Ричмонда, чтобы повидать их!

Но старик уже поворачивался, чтобы уйти, и в последний момент Фелисити прочла на его лице совершеннейшее неодобрение столь глупого поступка. И в нынешней своей ситуации девушка вынуждена была согласиться с такой оценкой. Медленно, уже ничего не видя и никого не боясь, она молча сошла с крылечка.

Что же ей теперь делать?

Остается только одно – во что бы то ни стало найти Луизу; в том, что она ей непременно поможет, девушка не сомневалась. Кузина обязательно поймет, что руководило Фелисити в ее рискованном путешествии в Южную Каролину, и она поможет ей найти детей негритянки.

Но как искать Луизу в этом изменившемся полувоенном городе, Фелисити не представляла; семья Кира была родом из Колумбии, и потому не было никаких гарантий, что и кузина не уехала туда же. Кроме того, Эсфирь сказала своей неожиданной помощнице, что дети ее находятся на плантации в Порт-Ройяле – местечке, расположенном совершенно в противоположном направлении от Колумбии.

Отерев лоб рукой, девушка оперлась на перила крыльца. Жара, усталость и растущее чувство голода мешали ей обдумать ситуацию более серьезно, но одно она знала абсолютно точно: она собиралась найти детей – и она сделает это.

– Пусть даже мне придется делать это самой! – отчетливо проговорила она, заставляя себя оторваться от перил. Фелисити отряхнула от пыли юбку и огляделась, выбирая дорогу. Она сама добралась сюда – и сдаваться теперь не намерена!

В первую очередь надо подкрепиться и отдохнуть. И если ей не удалось остановиться у Луизы – что ж, она остановится в гостинице! Если ей не изменяет память, то неподалеку отсюда должен находиться отель. Она снимет комнату, вздремнет, а затем найдет оптимальный путь для решения своих проблем… И, выйдя на кирпичный тротуар, девушка двинулась вверх по Митинг-стрит.

Воздух был душен и тяжел, а откуда-то с востока, с залива, уже слышались первые раскаты грома. Путешественнице следовало поспешить, чтобы успеть оказаться под крышей до начала дождя.

Торопясь, Фелисити совсем не обращала внимания на движущийся по середине улице транспорт, но неожиданно услышала, как рядом с ней остановилась карета и молодой красивый голос сказал:

– Эй, милая дама, идите-ка сюда!

В голосе явно сквозила какая-то аристократическая властность, но принадлежал ли он женщине или мужчине, Фелисити с уверенностью сказать не могла. Искоса бросив взгляд в темную глубину кареты, девушка попыталась увидеть обладателя странного голоса, но попытка ее успехом не увенчалась, и, глядя прямо перед собой, она решила продолжить свой путь, как и прежде, в одиночестве. Карета немедленно двинулась за ней, и Фелисити вынуждена была остановиться.

На этот раз заговорил сидящий на козлах чернокожий возница:

– Миссис Блэкстоун тебя и пальцем не тронет!

– Я совершенно в этом не сомневаюсь, – стараясь сохранять спокойствие, с трудом ответила невезучая путешественница.

– Тогда валяй сюда. А то я слишком стар, чтобы за тобой гоняться.

Негр невозмутимо слез с козел и открыл перед девушкой дверцу кареты. С осторожным любопытством Фелисити заглянула внутрь. Карета оказалась вместительной и глянцевито-черной, почти такой же, какой она привыкла пользоваться в поездках по Нью-Йорку.

– Смелее. У меня отнюдь нет привычки пожирать молодых женщин, хотя многие утверждают обратное.

Теперь Фелисити наконец-то смогла увидеть обладателя столь таинственного голоса – им оказалась сухая пожилая леди, сидевшая на удивление прямо. Узловатой рукой она поглаживала золотой набалдашник прогулочной трости и время от времени постукивала ею, выражая тем самым явное нетерпение.

– Да, да, именно так, – заявила она, когда Фелисити придвинулась к ней насколько было возможно. – Ну-с, а теперь поведайте мне, юная дама, кто вы такая и чем изволите здесь заниматься?

– Не думаю, что обязана пускаться перед вами в какие-либо объяснения! – Фелисити отвернулась, едва удерживая желание тотчас же вылезти из этой мрачной кареты. За ее спиной послышался скрипучий смешок, но, когда девушка обернулась, морщинистое лицо рядом с нею было абсолютно спокойно.

– Значит, у вас своя голова на плечах. Ну что ж, мне это даже нравится, – задумчиво проговорила Эвелин Блэкстоун. – Но это решительно не влияет на тот факт, что вам не следует прогуливаться, да еще и в одиночестве.

– Благодарю, но со мною все в порядке.

Эвелин даже не удостоила эту реплику ответом, а лишь оперлась на трость, оценивающе разглядывая молодую девушку с предельно близкого расстояния. Последняя оказалась немного помятой, даже не совсем чистой, но, безусловно, красавицей.

– Откуда же вы, дитя мое? Я знаю здесь всех, а вы явно приезжая.

– Я из Ричмонда. – Фелисити вздернула подбородок и попыталась придать своим словам ту высокомерность и замедленность, которые были присущи исчезнувшей кузине.

– Неужели из Ричмонда?

Лицо старухи было нахмурено, но в глазах светился острый и здравый ум, так что Фелисити не смогла наверняка определить, действительно ли поверила ей эта язвительная дама. И взгляд ее умных глаз заставил девушку еще раз спокойно повторить:

– Да, я приехала на Юг, чтобы навестить свою кузину.

– Что? В гости?! – Старуха вложила в эти слова столько недоверия, что Фелисити даже передернуло. Все это начинало выглядеть в сложившихся обстоятельствах просто смешным. Но задумавшись на мгновение, северянка поняла, что на самом деле смешного во всей этой истории было мало – в Чарлстоне шла война, и война жестокая.

Фелисити облизнула внезапно пересохшие губы. Только бы не поддаться страху, уже начавшему переполнять ее! Она не может вернуться домой с пустыми руками! Тем более, после записки, оставленной ею Иебедии и отцу. Как бы ни сложились обстоятельства, она найдет ребятишек и вернет их несчастной матери!

Впрочем, сейчас надо успокоить эту властную даму, и простейшим способом для этого будет полное удовлетворение ее любопытства. Фелисити откашлялась.

– Честно признаться, я приехала, чтобы остаться с ней.

– Так вы вдова?

– Я… – Фелисити вспомнила, что на голове ее уже не красуется вдовий убор. – Нет.

– В таком случае, почему же вы носите траур? – и Эвелин указала тростью на ее костюм.

– Я думаю, мой костюм не имеет к вам никакого отношения.

Платье же самой владелицы кареты было отлично приталено и сшито из шелка самого благородного оттенка.

Совершенно не обидевшись на последнее замечание Фелисити, старуха как ни в чем не бывало задала своей спутнице новый вопрос:

– И кто же ваша кузина, если не секрет? Повторяю, я знаю здесь всех до единого.

На этот вопрос Фелисити ответила незамедлительно, радуясь тому, что назойливая старая карга так удачно свернула на ту часть ее истории, где лгать не было необходимости.

– Мою кузину зовут Луиза Фрэзер. Она проживает в Чарлстоне со своим мужем…

– …Киром. Прекрасно их знаю. По крайней мере, знала до тех пор, пока они не удрали при первом же приближении янки. Безалаберная публика! – закончила старуха себе под нос.

– Я возмущена вашим отношением к моей кузине, как к…

– Я всего лишь говорю правду, юная дама. Как же нам решать все те проблемы, что принесла эта война, если каждый начнет убегать при малейшей опасности? – резонно возразила старая леди.

– Ну… В таком случае я просто не знаю…

– Разумеется, не знаете. Да садитесь-ка поближе, а то вот-вот разразится гроза.

– Увы, не думаю, что мне стоит принять ваше предложение, – но едва Фелисити успела произнести этот осторожный ответ, как сухой кивок старой дамы приказал кучеру незамедлительно поудобнее устроить Фелисити в карете. Сопротивление было бессмысленно, да и старушка выглядела совершенно безвредной; расслабиться же на мягком кожаном сиденье и блаженно вытянуть ноги уставшей путнице очень хотелось…

– Так-то лучше. И времени на поиски Луизы тратить не придется. Я всегда говорю: поберегите свои силы для более важных сражений. Эвелин Блэкстоун – к вашим услугам, Ну-с, а теперь признавайтесь, куда вас доставить?

Перемена темы разговора оказалась столь стремительной, что Фелисити поначалу только растерянно моргнула длинными ресницами, но воспитание быстро взяло верх над замешательством, и она с достоинством наклонила голову: – Фелисити Уэнтворт. И, простите, я вполне способна гулять одна.

Но и это замечание девушки осталось без внимания.

Старуха лишь выглянула в окно и совершенно бесстрастным тоном спросила кучера: – Не правда ли, Лукас, мы задерживаем на улице все движение?

– Да, мэм, сдается мне, что так.

И взгляд пронзительно-зеленых глаз старой леди дал понять Фелисити, что ответственной за эту пробку и даже за все движение на улице является одна она, Фелисити Уэнтворт. В довершение всего по крыше кареты отчетливо забарабанили первые дождевые капли, возвещая о том, что гроза началась. Девушка со вздохом крепко сжала ручку саквояжа и тихо проговорила:

– Хорошо. Гостиница «Чарлстон».

– Оставить вас одну в гостинице? Немыслимо! Домой, Лукас!

– Но я… Я даже не знаю, кто вы! – Однако карета уже мягко тронулась, слегка прижав растерявшуюся Фелисити к тонкой коже сиденья.

– Полагаю, что Луиза Фрэзер поручилась бы за мое честное имя… если бы была здесь. Но поскольку она умчалась задравши, простите, хвост, то нашего взаимного представления, думаю, достаточно. Кроме того, будучи в здравом уме, я не могу отпустить столь юное существо, как вы, идти болтаться по улицам Чарлстона в такое время. Моя дочь, кстати, утверждает, что я не понимаю происшедших в городе перемен. Как видите, понимаю прекрасно. В городе небезопасно, да и к тому же, – Эвелин Блэкстоун сильнее сжала золотой набалдашник и, прищурившись, посмотрела прямо в лицо девушке, – у меня полно пустых комнат, а вы, как мне кажется, вполне достойны составить мне компанию.

Фелисити была отнюдь не уверена в своем желании составить компанию этой взбалмошной старухе даже при наличии свободного времени; тем более, что такового у нее не было. Но не успела она придумать в ответ что-нибудь достойное, как карета остановилась перед огромным домом, размерами превышавшем даже роскошный дом кузины Луизы. Лукас распахнул дверцы и бросился помогать миссис Блэкстоун.

Не имея иного выхода, Фелисити, нагнув голову и торопясь, последовала за хозяйкой сквозь уже вовсю разгулявшийся ливень. Задержавшись на крыльце, чтобы смахнуть с волос дождевые капли, гостья с удивлением заметила, что старая дама оказалась совершенно сухой и куда более миниатюрной, чем представлялось по ее могучему голосу.

– Старость – вот расплата за все наши грехи! – улыбнулась Эвелин, заметив изучающий взгляд девушки.

– К счастью, это еще не худший вариант, – сострила Фелисити, тут же пожалев об этом. Сколько раз, умирая, ее мать просила легкомысленную дочь не бросаться словами, не подумав. Вот и на этот раз, посмотрев на миссис Блэкстоун, Фелисити обнаружила, что лицо хозяйки стало непримиримо жестким.

– У вас слишком дерзкий язык, милочка. – Эвелин поджала тонкие губы. – Но, возможно, этим-то вы мне и нравитесь.

Дверь открыла старая негритянка, по возрасту ничуть не уступающая своей хозяйке, и Фелисити молча проследовала за нею в холл, затейливо украшенный настенными росписями и панелями из красного дерева.

Откуда-то с верху широкой винтовой лестницы послышался высокий пронзительный голос:

– Мама, это вы? Я уже начала беспокоиться!

Через несколько мгновений Фелисити увидела, как по ступеням величественно проплывает полная женщина в колышащихся шелковых юбках, и, как только нога ее ступила на мраморный пол холла, она неожиданно резво для ее комплекции бросилась к миссис Блэкстоун и заключила ее в объятия.

– Ты, кажется, хочешь совсем задушить меня, Юдифь? – вопросила Эвелин, освобождаясь от мощных рук дочери и отступая назад.

– А почему бы и нет, мама? – неожиданно прозвучало в ответ. – Вас не было целую вечность, а вы ведь знаете, что я не переношу, когда вы путешествуете по Чарлстону без сопровождения.

– Я путешествовала по Чарлстону еще до твоего появления на свет, голубушка! – и Эвелин весьма недвусмысленно стукнула о мраморный пол своей прогулочной тростью.

– О, разумеется, – в голосе дочери мелькнули снисходительные нотки, – но времена изменились, мама.

– Достаточно об этом наслышана. Фелисити! – Девушка немедленно подошла к этой весьма странной парочке. – Это моя дочь, Юдифь Фентон. Юдифь, представляю тебе Фелисити Уэнтворт из Ричмонда. Она кузина Луизы Фрэзер, но пока остановится у нас.

Фелисити на мгновение показалось, что старая дама заколебалась, прежде чем произнести слово «Ричмонд», но тут же отнесла это на счет своей разыгравшейся фантазии, да и раздумывать над столь незначительным фактом было некогда, ибо миссис Блэкстоун заковыляла в просторную комнату направо, а после краткого приветствия гостье за ней последовала и дочь.

– Но, позвольте, мама, мы находимся вовсе не в том положении, чтобы принимать гостей, – понизила голос Юдифь, – к тому же, вы никогда не симпатизировали Фрэзерам.

– Моя симпатия или антипатия к Фрэзерам здесь решительно ни при чем! – Голос старухи звучал со всей мощью, и Фелисити только улыбнулась, видя, как дочь пытается утихомирить ее. – А комнат для гостей не будет в этом доме только тогда, когда вы зароете меня в землю! Да-с.

Миссис Блэкстоун торжественно уселась в широкое кресло с изысканно выточенными подлокотниками, совершенно поглотившее ее решительную фигурку.

– Идите-ка сюда поближе, Фелисити, и не обращайте внимания на старания моей дочери оскорбить вас. Оставьте свой багаж в холле, Лукас потом принесет его вам в комнату.

Фелисити до сих пор стояла, крепко сжимая в руках свой саквояж, и при словах старухи сжала его еще судорожней.

– Я имела в виду вовсе не то, что девушка нежеланный гость, а всего лишь… – губы Юдифи скривились в некое подобие улыбки.

– Хорошо, хорошо, Юдифь, мы прекрасно знаем, что ты имела в виду. А теперь прикажи подать освежиться – на улице дьявольская жара. Впрочем, подожди, здесь есть Руфь.

Та же старая негритянка, что открывала двери, вошла в комнату, неся перед собой поднос, грозивший каждую секунду увлечь ее вперед своей тяжестью. Поставив серебро на чайный столик перед Эвелин, она застенчиво пробормотала:

– Вестимо, жарко. Июнь на дворе.

В ответ на это замечание миссис Блэкстоун усмехнулась, а ее дочь нахмурилась.

– Мама, вам решительно незачем поощрять Руфь… – начала было Юдифь, но, заметив, что мать не обращает на нее никакого внимания, умолкла. Намеренно громко шурша платьем, она уселась в кресло напротив и взяла с тарелки конфету.

Фелисити примостилась на диванчике. От вида еды у нее потекли слюнки, и она быстро сглотнула их, чтобы не показать присутствующим, насколько она голодна.

Ей казалось, что прошла вечность, пока миссис Блэкстоун разливала чай, а Руфь его разносила, когда же, наконец, тарелка с пирожными и конфетами была официально предложена ей, Фелисити с ужасом обнаружила, что рука ее тянется к самому большому пирожному. Она со вздохом вонзила зубки в сахарную конфету.

– Ну, видать, и вы слыхали наши новости! – неожиданно произнесла негритянка, и Фелисити, доселе не обращавшая на нее внимания, вдруг увидела, как Юдифь скорчила презрительную гримасу.

– Я сама все скажу, Руфь. Можешь идти.

Однако рабыня не сдвинулась с места, и губы Юдифи сложились в злую ниточку.

– Что? Что случилось? В чем дело, Юдифь?

– Я бы предпочла сообщить вам эти новости лишь после того, как вы отдохнете. – Руфь все еще оставалась в комнате, и лицо Юдифи хмурилось все сильнее. – Я знаю, что вы очень устали.

– Хватит вертеть хвостом. Я ни капельки не устала, так что переходи прямо к делу.

Но если старуха действительно чувствовала себя бодрой, то этого никак нельзя было сказать о Фелисити. Она почти было собралась попросить, чтобы ей показали ее комнату, как раздраженный вопрос Эвелин помешал осуществить это желание.

– Что ты там вечно ищешь, Юдифь?!

Оторвавшись от открытого ящика, Юдифь зло тряхнула головой.

– Мои нюхательные соли всегда лежали в этом ящике! Руфь, это ты их взяла отсюда?

– Разумеется, взяла не она! – ответила за служанку Эвелин. – В этакой дряни нуждаешься только ты. А теперь, может быть, все-таки кто-нибудь скажет мне, что происходит?

В это время флакончик с солями был найден, и любопытство Фелисити на мгновение улеглось.

– Это Дивон… – начала было Юдифь, но остановилась.

– Дивон? – То, как старуха произнесла это имя, заставило Фелисити посмотреть ей прямо в лицо и увидеть, что и ей, пожалуй, требуются нюхательные соли: лицо почтенной дамы стало пепельно-серым. – С ним… с ним что-нибудь случилось?

– О, слава Богу, ничего особенного! – Юдифь окончательно отбросила колебания. – Ваш внук имеет девять жизней, как говорится в пословице, и если верить Руфь, то он снова в Чарлстоне.

И тут в первый раз за все время их знакомства Фелисити увидела, что злоязычная и язвительная Эвелин Блэкстоун улыбается по-настоящему. И эта добрая улыбка в свою очередь заставила уставшую, неприкаянную и все еще не знающую, что делать в дальнейшем, Фелисити Уэнтворт улыбнуться тоже.

– Да, мэм, – подтвердила сияющая Руфь. – Я узнала об этом нынче утром. Окаянный мальчишка снова удрал от поганых янки.