"Семен Ефимович Резник. Владимир Ковалевский (Трагедия нигилиста) (Жизнь замечательных людей) " - читать интересную книгу автора

возиться Александр, а сам Владимир подходить к ним боялся.
Шустянка находилась неподалеку от уездного города Динабурга, и не будет
большой натяжкой предположить, что, отправляясь в город, родители иной раз
брали мальчиков с собой.
Динабург (ныне Даугавпилс) - город старинный, основали его в XIII веке
немецкие рыцари-меченосцы. Получив разрешение полоцкого князя проповедовать
Евангелие среди язычников латышей, они на высоком берегу Двины воздвигли
укрепленный готический замок, а затем и вовсе отложили эти земли от Руси.
В течение веков Динабург переходил из рук в руки. Здесь хозяйничали и
немцы, и поляки, и шведы, и ливонцы, его не раз возвращали себе и снова
теряли русские. Все это оставило отпечаток на облике города, пестревшего
постройками самых различных стилей и разноязыкими говорами. Особенно
интересно в Динабурге было в начале июня и на рождество, когда устраивались
шумные и многолюдные ярмарки. Здесь начиналось знакомство мальчиков с
большим миром...
Шустянка была опутана долгами и почти не приносила дохода. Может быть,
поэтому Онуфрий Осипович и Пелагея Петровна с особой настойчивостью
стремились устроить обоим сыновьям обеспеченное будущее.
Александра определили в Институт путей сообщения: ввиду
разворачивавшегося в стране строительства железных дорог специальность
инженера-путейца считалась очень "хлебной".
Еще лучше, с их точки зрения, они пристроили Владимира, что, видимо,
удалось нелегко, так как в Училище правоведения принимали отпрысков самой
родовитой знати.
Родители были удовлетворены. А их сыновья оказались с малолетства
обреченными на сиротское существование. Особенно Владимир, которого еще в
девяти- или десятилетнем возрасте отдали в частный пансион, где он
основательно познакомился с главными европейскими языками, которые
впоследствии знал в совершенстве, да и в других науках преуспевал изрядно.
Судя по всему, Мегин не досаждал ученикам излишними придирками и
чрезмерной строгостью, но и самый хороший пансион не может заменить мальчику
семью. Поэтому понятно то щемящее нетерпение, с каким Владимир ожидал, увы,
редкие приезды матери. А в 1855 году Пелагея Петровна умерла, отец же почти
не покидал имения. Вероятно, последнее, что мать успела сделать для
Владимира, - это подать прошение в Императорское училище правоведения о
допущении его к приемным экзаменам. В одном из последних писем брату
Владимир Онуфриевич писал с горечью: "Нас учили в детстве, но не
воспитывали; правда, что с возраста, когда начинается воспитание, мы уже
были одни в Питере, и это была гибель". Раннее сиротство оставило горький
слеп в его душе.


4

Олицетворением порядка в училище был инспектор воспитанников Рутенберг,
человек богатырского телосложения, с беспощадным взглядом. Двигался он
всегда ровной, неторопливой походкой, не останавливаясь, не замедляя и не
ускоряя шага. Он никогда не улыбался, не повышал голоса и за любую самую
ничтожную провинность наказывал неумолимо.
Он держался одинаково холодно с воспитанниками, воспитателями и самим