"Семен Резник. Николай Вавилов ("Жизнь замечательных людей" #452) " - читать интересную книгу автора

стеллажи только красными коробками, специалист по овсам К. И. Литвинов -
зелеными, сам Регель, изучающий ячмени, - синими.
Сотрудники Бюро, может быть, слегка подтрунивали над педантичной
аккуратностью руководителя. Но требования исполняли. Не из боязни
начальственного гнева, а потому, что эта внешняя форма отвечала всему
смыслу, содержанию их работы. Они приводили в порядок сортовой материал
российских полей. Необычайный хаос, пестрота царили на этих нетронутых
наукой полях. Крестьяне да и помещики не вели направленного отбора, сеяли
что попало, и вот образцы этих пестрых посевов поступали в Бюро. Специалисты
разбирали их по видам, разновидностям, сортам, раскладывали по коробкам,
заготовляли этикетки. Только при большой четкости и идеальном порядке можно
вести такую работу.
Так мог ли Регель допустить, чтобы в Бюро появился лишний человек - без
определенного рабочего места? Этот Вавилов способный юноша - Регель навел
справки. Он готов даже сделать исключение. Но стоит ли создавать
прецедент?..
Наконец, выясняется: один из практикантов вынужден отложить занятия в
Бюро - не управился с начатыми раньше работами. Вавилов получает
долгожданный ответ:
"Весьма охотно мы предоставим именно Вам занятия у нас в Бюро <...>.
Свободный микроскоп у нас имеется. Если бы Вы могли привезти с собою
препаровальную лупу, было бы хорошо"*.

3

Он начал с пшеницы. Следовательно, с "красного" кабинета Константина
Андреевича Фляксбергера - человека спокойного и невозмутимого. "Он целые
дни, а подчас и ночи, как некий гном, - писал К. И. Пангало, - просиживал
над изучением остей, пленок, соломы, рылся в литературе, в полевых журналах
и все добытые материалы заносил в колоссальную книгу, без которой и вне
которой его невозможно было представить".
Листая эту "пшеничную энциклопедию", Вавилов с удивлением писал, что
"оказалось многое уже известным"*. Многое, но, конечно, не все: "Выяснил
несколько деталей при определении пшениц..."*
В общем он занятиями доволен:
"Заведующий пшеницей в Бюро Фляксберг[ер] - чистый ботаник, систематик,
очень осторожный в выводах и обобщениях. Беседы с ним - интересны" *.
Как далеко ушел он в понимании истинной ценности в науке! Не с таким
ученым, который извергает феерические умозрения, а с осторожным
Фляксбергером, вечно вставляющим в свою речь все эти "может быть...", "есть
некоторые основания полагать...", "не исключено, что...", "хотя с другой
стороны...", - вот с кем теперь интересно ему беседовать! Только "жаль, что
он страшно занят"*, жалуется Николай, и потому не удается обсудить с ним
"наиболее серьезный вопрос"*: "выяснить, какой смысл имеет вся их работа,
какой смысл имеет втискивание форм в ту или иную искусственную
классификацию, не имеющую, как сам Фл[яксбергер] признает, никакого
отношения к родству и генезису растений..."*
Так, значит, не исчезла в нем все же худяковская жилка! Значит, нужны
ему выводы и обобщения - конечно, осторожные, конечно, строго обоснованные
фактами. Но от этого не менее грандиозные, не менее "философские"!