"Наполеон Ридевский. Парашюты на деревьях " - читать интересную книгу автора

Всем нам стало его жалко. Я не придумал ничего лучшего, как спросить:
- Есть хочешь? Где твой вещевой мешок?
- Оставил его со всеми потрохами девочке с бабкой. Помнишь, там, где
картофель с тобой окучивали.
Так и доехал Юшкевич с нами до станции Залесье, что возле Сморгони.
Когда машина остановилась и, выйдя из кабины, Крылатых увидел среди нас
Генку, то не на шутку рассердился. Пригрозил, что мне не поздоровится от
командования за такие штучки. Отозвав в сторону, он сказал:
- Пока еще из начальства никто не видел, что привезли постороннего,
давай скорее отправим его незаметно.
- Не пори горячку, Павел, ты же сам его знаешь. Поговори, чтобы его
включили в группу. Паренек он надежный. Мы не знаем, что нас ждет в
Германии. На него там меньше могут обратить внимания. Может случиться так,
что он там очень пригодится для дела.
- Жалко, не к теще на блины едем.
- Все равно его не удержишь, сбежит на фронт. Так уж пусть лучше с
нами.
Крылатых задумался.
- Оно, конечно, не лучше с нами, ну, да ладно, попробую. А пока пусть
никуда не высовывается.
Готовясь к отлету, мы провели в Залесье несколько дней. Получили
экипировку. На гражданские костюмы надели маскировочные пятнистые брюки и
куртки. Всем выдали новые автоматы, пистолеты, компасы, несколько комплектов
карт местности, карманные фонарики - все, что необходимо разведчику.
Сразу начали тренироваться в бросках кинжалов. Больше всех усердствовал
Генка, потому что довольно часто его кинжал не вонзался острием в дерево, а
ударялся то плашмя, то ручкой. Разведчики боролись, демонстрировали приемы.
Зина и Аня увлеклись стрельбой из пистолетов по яблокам на дичке.
Почистив пистолет, я вышел на закате солнца из дома, в котором жил, и
присел на скамейку. Надо мной, вся в цвету, дышала медовым ароматом старая
липа. Неподвижные вершины кленов, стоявших по другую сторону улицы,
отсвечивали багрянцем. За огородами виднелись поля, вдали синела зубчатая
кромка леса. Был один из удивительных тихих, ласковых июльских вечеров.
После удушливого дневного зноя дышалось особенно легко, свободно. Но
минорные нотки вползали в душу- Не хотелось верить, что где-то озверело
ревут пушки, грохочут танки, льется кровь, гибнут люди. А ведь фронт был еще
совсем близко. До нас доносились его раскаты.
Хозяйка дома, у которой я прожил несколько дней, пожилая женщина, в
белом вязаном платке, такой же кофте и черной юбке, босиком вышла на улицу и
остановилась у калитки. Заметив мое раздумье, повела рукой вокруг и
произнесла:
- Красиво тут у нас. Кажется, лучшего на целом свете ничего нет.
- Верно, - согласился я, - чудные места.
Из раскрытых окон соседнего дома донеслись знакомые с детства звуки
цимбал, несколько аккордов взяла певучая скрипка. Затем все смолкло.
- Ого, у вас и музыканты есть! - воскликнул я. - Кто это?
- Мой Сашка с дедом, - ответила женщина. - Сашка малолетка еще, да вот
пристрастился к цимбалам. Ну, а дед - это музыкант на всю околицу. Еще пан
наш за польским часом звал его играть у себя в имении.
В этот момент чарующие звуки ля-минорного полонеза Огинского "Прощание