"Месть Бела" - читать интересную книгу автора (Арчер Джеффри)

Глава третья

Варвар подхватил обмякшую Апрею. И понял, что еще ничего не закончено. Потому что там, куда нырнул второй бородач, зашуршали ветви, и из них высунулся наконечник стрелы. И чтоб не получить стрелу в бок, Конану ничего другого не оставалось, как спрыгнуть со своей легкой и красивой ношей на нижнюю ветвь.

Если у киммерийца и появилась сноровка в ползанье по деревьям, то ее явно не доставало, чтобы прилипать ступнями к каждой из веток. Удержаться на новом суке Конан не сумел. Он почувствовал, что теряет равновесие, что его собственная тяжесть, приумноженная весом лесной девушки, увлекает вниз, он лишь сумел выбрать взглядом подходящую ветвь и оттолкнуться.

И скакать бы ему и дальше по «деревянным ступеням», пока б не загремел вниз головой, но на следующей ветви Конан сумел перехватить девушку и теперь удерживал ее одной рукой. Вторая рука освободилась, ею киммериец вцепился в лиану.

Однако даже короткой передышки не получалось. Наверху раздался всколыхнувший, казалось, весь лес призывный клич. Бородатый охотник за чужим добром сзывал своих сородичей. И на этот клич мог откликнуться, по крайней мере, еще один выходец из Серого гнезда, тот самый, под которым сломался сук и он угодил в путаницу из перемазанных смолой лиан. Его Конан не успел вывести из боя ножом, мечом или кулаком, и тот уже вполне мог выбраться из липкой паутины.

Однако и одного преследователя могло оказаться довольно. А один-то уж точно пустился в погоню. Как только смолк сигнальный вопль, Конан расслышал приближающийся шелест ветвей и шлепки босых ног по мшистой коре. В отличие от киммерийца, у бородатого разбойничка имелся лук и не имелось на руках еще одной человеческой жизни.

Так что и нечего думать состязаться в прятках и стрельбе. А что же делать? Оставалось одно – спасаться. А спасение можно отыскать лишь на нижних ветвях. Быть может, близость Нижнего мира с его славой и его Варрахами испугает погоню. К тому же, там внизу есть возможность затаиться, укрыться среди ветвей, в надежде, что в полутьме их не найдут.

Завершив раздумья, Конан покрепче обхватил бесчувственную Апрею и продолжил спуск. Когда одна рука свободна, по деревьям ползать все-таки можно, – конечно, кое-как ползать, конечно, не так быстро, как хотелось бы. Лишь бы не промахнуться ногой, лишь бы не поскользнуться или не схватиться за сухую или надорванную лиану.

И киммериец сосредоточился как раз на этом. Потому что сверзись он с какой-нибудь ветки, тогда, если не переломает себе кости, то наверняка превратится в легкую добычу для бородатых охотников, к тому же погубит вместе с собой и лесную лучницу.

На царапины, оставляемые сучьями и какими-то внезапными колючками, обращать внимания не приходилось, равно как и на звуки погони. Конан не оглядывался и вообще перестал думать о преследователях. Чего о них думать, догонят так догонят! Однако те сами напомнили о себе. Наугад и наудачу пущенная стрела чуть было свою удачу не отыскала. Стрела прошла в локте от варвара и унеслась в листву.

– Нергалова жизнь… – вырвалось у киммерийца.

Стрела подстегнула бег Конана по ветвям. Значит, погоня рядом и нет смысла слишком осторожничать. Наоборот, придется отчаянно рисковать.

И Конан понесся. Захватывало дух, каждый миг он ждал, что вот-вот все закрутится-завертится в глазах, он закувыркается в зелено-коричневой мешанине, получая твердым по ребрам и голове, захлестываемый шелестом и хрустом. Он уже выбирал дорогу, если так можно назвать ненадежную округлую и осклизлую опору, не глазами, а чутьем, полагался на крепость и гибкость мышц, на цепкость пальцев. Да и на воровской опыт полагался Конан – не раз приходилась стремглав удирать от городской стражи с добычей за плечами, и тоже нельзя было спотыкаться, падать, останавливаться…

Ну наконец-то!

Наконец показалась трава. Вцепившись в лиану, Конан задержал себя на одной из нижних, самых нижних ветвей. Полумрак, гниловатый запах, острые верхушки стеблей. Вслушался. Преследователь (или преследователи) не думал пугаться близости Нижнего мира. Шорох, производимый погоней, надвигался, катился вниз, не ведая сомнений и испуга.

Затаиться в надежде, что не найдут? А если слух у них кошачий и расслышат дыхание, не говоря уже о неосторожном шевелении? Да и как тут не шелохнуться, скрючившись в неудобной позе на скользких, округлых, узких ветвях! И Апрея может в любой момент очнуться, вздохом или стоном невольно выдаст их обоих. Что остается? В траву. Только туда. Куда ж еще? Что точно напугает преследователей, так это их таинственный и страшный Нижний дом. Более не колеблясь, Конан начал спускаться по ветвям, которые со всех сторон окружали сочные стебли густой травы.

– Плесни-ка мне, Симур!

– Томишь? Выдерживаешь мой интерес – как вино, чтобы поднять градус своему рассказу?

– Ну, так ты уж, поди, догадался с твоей-то догадливостью, что почем? Что за Нижний мир нас ждал ?

– Представь себе, нет. Я додумался лишь о том, что случилось с Парком, братом Апреи.

– Как ты сказал – «случилось то, что не случилось бы ни с одним киммерийцем, сколько бы мужества он ни лишился».

– Да, я полагаю, ни один киммериец не бросил бы свою сестру и отца на произвол судьбы, вбив в голову, что приносит себя в жертву и эта жертва умилостивит богов и боги спасут погибающее родовое гнездо.

– Как ты догадался?

Симур отхлебнул из кружки и воспроизвел ход своих мыслей:

– Во-первых, обстоятельства исчезновения Порка. Как ты помнишь, рядом с ним находилась сестра. У человека в пропитанных опасностью местах обостренны все органы чувств. Особенно слух. В данном случае, нисколько не сомневаюсь, слух Апреи был на пределе. Любой подозрительный звук насторожил бы Апрею, заставил бы оглянуться на брата. Однако ничего подобного не случилось. Врат словно бы испарился. Но предположим, что испарился, колдовство там, ловкие бесшумные чудовища, все такое прочее… Теперь – во-вторых. Не сомневаюсь, что Порк спускался на пограничный уровень и без Апреи. Однако исчез он, когда опустился в те края вместе с сестрой. О чем это говорит? Я думаю о том, что брат поступил так обдуманно, чтобы не осталось сомнений, что именно произошло с ним, чтоб не гадали, куда он подевался, не искали бы его впустую по чужим гнездам. Есть еще и в-третьих. Брата Апреи считали перекормышем. Он не мог не переживать свою… э-э как бы поточнее сказать… неполноценность, ненормальность. Его должно было мучить, что на него уходит больше еды, что он урод – по их древесным меркам. Эти душевные страдания навели на его разум тень, подтолкнули к уходу из Верхнего дома в Нижний. Подобное именуется в трактатах, описывающих закоулки души, затмением человечьего рассудка, то есть человека всецело захлестывает какая-нибудь идея, как аркан ловца петлей обвивает шею животного, и душит до тех пор, пока человек не поддается велениям этой идеи. Понимаешь?

Хитро прищурившись, Конан поставил кружку на песок и ответил вопросом на вопрос:

– И ты уверен, что прав, Симур?

– Конечно, прав, – размашисто кивнул собеседник варвара.

– А что если мне, оказавшись в Нижнем мире, удалось раскрыть истинную причину исчезновения Порка, и она иная?

– А ты раскрыл ее?

– Всему свое время, Симур.

– Тогда подождем. Но мне, Конан из Киммерии, не терпится поскорее узнать, что же из себя представлял этот самый Нижний мир или, по-другому, Нижний дом.

Как следует промочив горло, Конан мысленно вернулся в Нижний мир…

…Не было никакой высокой травы. Там, где они очутились, трава пробивалась сквозь камни и значительно уступала высотой и сочностью траве, дотягивавшейся до нижних ветвей древесного мира.

В пяти шагах от них бил родник и наполнял неглубокую ямку среди камней чистой ключевой водой. Конан поднес Апрею к роднику, положил на землю. Зачерпывая горстями воду, выливал ее на лицо девушки. Помогло. Апрея очнулась.

– Где мы?

Конан ответил. Апрея не поверила. Да и где ж тут поверишь! Потому что увидела она такое, что никак не укладывалось в ее представление о Нижнем доме. Впрочем, и киммерийцу подобного видеть прежде не приходилось.

Каменистую поляну шириной в полполета стрелы стеной обступал со всех сторон лес. А в центре поляны стоял цилиндр: светло-коричневый, прозрачный, блестящий в солнечных лучах. Высотой с тот древесный мир, из которого вывалились варвар и девушка, высотой под облака. А в обхвате… Конан и Апрея обошли странное сооружение. В обхвате цилиндр был невелик, обход его занял столько времени, сколько занял у Конана и Симура неспешный круг по внешней дорожке сада с фонтанами и павлинами. Конан и Апрея дотрагивались до поверхности цилиндра, проводили по нему ладонями. Их ладони и пальцы будто бы касались стекла, твердого и холодного. Сквозь светло-коричневые стенки просвечивали словно нарисованные изнутри листья, ветви, высокая трава, – все то, что окружало Конана и Апрею в так называемом Верхнем доме.

– Что это? – прошептала Апрея. В ее широко распахнутых изумлением глазах нарастал испуг. Она, сама того не замечая, вонзила ногти в мужское плечо. – Куда ты меня затащил, перекормыш?! Мерзавец! Убийца! Ненавижу! – Она вцепилась в куртку киммерийца. – Ты меня похитил! Ты, ты все подстроил! Ты убил отца!

Она замолотила кулачками по широкой груди варвара, продолжая кричать вовсе уж что-то нечленораздельное.

«Знаем эти дела», – вздохнул про себя Конан. С женской истерикой он, увы, сталкивался не впервые и знал несколько способов ее лечения. В этом месте и в это время следовало применить «мягкий» вариант. Варвар крепко, так, чтоб та не смогла пошевелиться, обхватил Апрею за плечи, прижал к себе. Лучница потрепыхалась, потрепыхалась, как пойманная птица в ладони, и наконец успокоилась.

Услышав всхлипы, он разжал «капкан». Апрея выскользнула, отвернулась от Конана и, прикрыв ладонями глаза, опустилась на камень.

Плечи ее подрагивали, плач становился все громче.

Конан решил дать ей выплакаться. Только бы после рева она успокоилась и не пришлось бы начинать все сначала. В смысле – переходить к менее щадящим «лекарствам».

Сам он пока надумал осмотреться. Хотя что тут осматриваться! Лес, цилиндр, над головой небо с солнцем и облачками. Про лес, пока в него не зайдешь, ничего не скажешь. А цилиндр – штука явно колдовская, вот и пусть маги с волшебниками в нем разбираются…

– Я и теперь не понимаю, что это был за стеклянный столб с веточками и листочками внутри, и куда подевался весь древесный мир.

– Да? Ну, что ж, тогда попробую объяснить… – Симур зажмурился, как счастливый кот, сложил руки на животе. – Хоть и не просто будет. Да, друг мой Конан, велико многообразие сущего, и имя ему бесконечность.

Конан посмотрел на него с удивлением.

– Ты вроде бы к колдовству отношения не имеешь. Или я ошибаюсь?

– Колдовство – лишь частный случай многообразия возможностей, Конан.

Так, совсем непонятно, выразился Симур и вдруг резво поднялся с табурета. Подошел к полкам с кувшинами.

– Погоди, где ж тут у меня… – Симур перебирал, заглядывая в каждый, пустые глиняные кувшины. – Вот!

Один кувшин оказался не пуст, из него Симур достал свиток, стряхнул паутину.

– Брал как-то с собой на утоление жажды. Думаю, сделаю глоточек вина и немножко почитаю афоризмы Гуслима Линпо «Верблюжья смелость». Скука немыслимая, поэтому запихал в кувшин. А теперь смотри!

Симур, кряхтя, нагнулся, придавил кончик свитка к песку увесистой бронзовой ступкой. И принялся пятиться, разматывая афоризмы Гуслима Линпо. Конану мог со своего табурета любоваться строчками убористого почерка, всякими завитушками и даже небольшими картинками, изображавшими, главным образом, верблюдов. Симур вдруг остановился, дернул бумагу на себя. Свиток, выскочив из-под ступки, начал с шуршанием самостоятельно сворачиваться в трубку.

– Вот таким вот образом, – сказал Симур, скручивая бумагу со своей стороны. – А в некоторых книгохранилищах имеются свитки в несколько лиг длиной. В них вся мудрость мира, в некоторые книги уместилась история всей нашей цивилизации. Но сверни любую – и выходит рулон, который стоймя помещается в углу. И этот наш рулон занимает совсем мало места, войдет даже в самый узкий кувшин, а понаписано тут – месяц разбираться. Одних чернил ушла бочка. И писалось ни один год, судя по всему. Понимаешь?

– Нет, – помотал головой Конан.

Симур отправил свиток и дальше пылиться в кувшине, хлебнул для большей разговорчивости и терпеливо продолжил объяснение.

– Многообразие миров бесконечно, Конан из Киммерии! Не обязательно, чтобы все они один на другой походили, как плотницкие гвозди. Я никогда не исключал для себя, что существуют и миры, похожие на свитки. И в них человек уподобляется строчкам на бумаге. Кем они созданы – богами ли, причудами ли мироздания – кто знает. Когда ты находишься внутри такого мира и бродишь по его завиткам, тебе кажется, что мир огромен. И даже кажется, что бесконечен, потому что в конце концов ты ходишь по кругу. Пространство, свернутое в трубку… Понимаешь?

– Ну-у-у… как тебе сказать…

– Эхе-хе… Одним словом, тебе повезло – ты созерцал чудо из чудес, которому мало имеется равного под солнцем.

– Но почему мы не могли вновь войти в тот стеклянный столб?

– Не уверен, что он стеклянный. Впрочем, неважно… – собеседник Конана устало потер переносицу. – Почему не войти, говоришь? Видимо, выход входом не служит, а вход не там, где выход. Это как жизнь и смерть. Вход в жизнь не там, где выход из нее.

Конан простучал по краю глиняной кружки походный киммерийский ритм, провел взглядом по стенам, словно именно там скрывались отгадки великих тайн, вернул взгляд многомудрому собеседнику.

– А Варрах живет внутри или снаружи? Симур пожал плечами.

– Да кто его знает, Варраха этого. Может быть, таким образом, то есть грозным шуршанием травы,

проеци… отражаются внутри мирового рулона любые существа, подходящие к нему снаружи. Даже кролики. Их Варрахами и зовут.

– А царапины на суке как от когтей?

– Может, и не от когтей вовсе. Тебе что самому не удалось ничего выяснить на новых просторах?

– Там такое выяснилось… Ну, узнаешь после. А пока тебе скажу, что непонятности не сильно меня огорчили. Зато меня по-настоящему обрадовало, что не придется больше прыгать по веткам. Также обрадовала Апрея, которая, проплакавшись, совершенно успокоилась. Теперь с ней можно было поговорить и про то, как нам быть дальше. Я снова рассказал ей, что произошло, начиная с того момента, когда она потеряла сознание. Вроде бы, на сей раз лучница поверила моим словам.

«Получается, это и есть Нижний дом?» – спросила она, когда я закончил.

«Получается».

«И что мы будем делать?»

«Другого не вижу, как искать людей. Где-то же живут люди, которые поставили сюда эту штуку».

«А если они давно умерли?»

«Тогда почему бы не жить другим…»

И окончательно убедил ее, сказав:

«Среди них мы можем отыскать твоего брата…»

…Они шли уже около часа. Шли по лесу, больше прочего напоминающему джунгли Черных королевств. Это сравнение приходило в голову Конану, знакомому с Черными королевствами. Апрея же подобный лес видела впервые. Она родилась и жила в мире, где росли лишь деревья-великаны и лианы. Поэтому, несмотря на подавленность, она находила место в душе для восхищения красотами и разнообразием растительной жизни.

Ни Конан, ни Апрея не знали, как называются эти деревья, похожие на скопления ежей. Или эти оранжевые цветы, что сгибались под их ногами. Ни один, ни второй ничего не могли сказать об отодвигаемых ветвях с тонкими, частыми листьями, кроме того, что они напоминали грудную клетку, а листья соседнего дерева – человеческую кисть. Им только удалось с уверенностью опознать в гибких и длинных растениях, обвивающих стволы и ветви, уже более чем знакомую лиану…

Двигались в наугад выбранном направлении. Им надо было найти большую воду. Люди чаще всего селятся возле большой воды: у реки, озера или моря. А в большую воду впадает малая вода: ручьи, речонки, протоки. Так что для начала – хотя бы малую воду отыскать…

Из-под ног суетливо разбегались, сердито шевеля усами, насекомые размерами и толщиной с большой палец руки. Разбегались под хруст сухих веток и стволов, некоторые из которых, стоило к ним прикоснуться, превращались в труху. Шелест и хруст сопровождали их путешествие.

С едой беды возникнуть не должно, это сделалось очевидным с первых шагов по джунглям. Еда шныряла, летала, высовывалась и буквально просилась быть пойманной.

Первый зверь встретился почти сразу после того, как они вошли в лес. Конан увидел, как мелькнул, скрываясь в шарообразной кроне, полосатый хвост, и даже успел разглядеть, что его обладатель размерами серьезно уступает своему придатку.

– Будем их жизнями набивать свой желудок,

– вдруг с непонятной грустью сказала Апрея.

– Их жизни спасут наши, – ответил ей Конан, придерживая ветвь, чтобы та не хлестнула лучницу по лицу.

Снова Апрею с полным на то правом можно было именовать лесной лучницей. Зная по опыту, что оружия никогда не бывает много (из оружия у них остался только двуручный меч киммерийца, с которым охотиться на зверье не очень-то и удобно), Конан соорудил лук себе и Апрее. Срубил по пути две гибкие прочные ветви, нарезал тонких, волокнистых, похожих на засохший плющ, но редкостно прочных стеблей неизвестного растения – и простейшие луки готовы. Апрее киммериец сделал маленький, к какому она привыкла на деревьях.

– Только не надо мстить мне выстрелами в спину за то, что я тебя уволок в Нижний дом, – Конан погрозил пальцем своей невинной жертве.

– Я еще пригожусь.

Ну, просто шутками хотел поднять ей настроение.

Апрея привыкла в своем Верхнем доме не только к луку, но и к ветвям как к опоре для ног. Оттого и походка ее выглядела несколько смешной: передвигалась вразвалочку, на каждом шаге чуть приседала и по привычке сначала пробовала почву пальцами. Зато загрубелые ступни ее босых ног легко переносили неровности, колючки, острые сучья и камешки. Правда, от непривычки к хождению по земле Апрея быстро начала уставать.

– Ты не знаешь, можно ли лопать эти ягоды? Посмотри сюда, вот это – это и есть ягоды, маленькие да круглые. Бывают разного цвета. Бывают и ядовитые, поэтому пробовать все подряд не стоит. Эх, может, мы проходим мимо съедобнейших растений, ели бы и ели, но некому указать, рассказать. Вот бы такого знатока сюда третьим… Ага, впрочем, кое-что я узнал. Ягоды в скорлупе, которые зовутся орехами.

Конан сорвал один из небольших орешков, густо обсыпавших невысокое деревце, раздавил двумя пальцами, попробовал зеленоватую мякоть. Недозрелый, но есть можно. Дал попробовать Апрее. Та сморщилась, но не выплюнула.

– Встречается еда и повкуснее.

– Встречается, – согласился варвар. – Вино и шербет, к примеру. Вот бы повстречать куст, склонившийся под тяжестью кувшинов…

Конан набил орехами карманы штанов, и они продолжили путь.

Явно непуганая птица вышла из кустов, облепленных черными ягодами, и провожала поворотом головы шествие странных существ. А странные для нее существа, подкрепляющиеся на ходу ореховой мякотью, приступа голода пока не чувствовали. Пока никто из двуногих существ не подумал о птице как о еде. И та смогла вернуться в кусты, похоже, так и не осознав своего везения.

– А тебе, Апрея, идет обстановка Нижнего дома, – язык Конана не устал пока шевелиться. – Ты в ней неплохо смотришься среди буйной поросли. Кстати, вдруг мы единоличные правители огромного мира, а? А, Нергалий хвост в три оборота! – варвара по лицу полоснула шипастая ветвь, прочертила на щеке ссадину. Но это не помешало Конану закончить мысль: – А если кто-нибудь, например, ты, Апрея, захочешь безраздельной власти – пожалуйста. Образовывай свое королевство. И воюй с моим королевством. Королева Апрея Первая, солнцеподобная и ясноликая…

– Конан! Ты не можешь помолчать?! – вдруг выпалила Апрея.

Конан обернулся и пристально посмотрел в глаза своей подруге.

– Я подумал, что мои слова заменят походный марш… Ладно, как знаешь.

Киммериец надеялся отвлечь девушку своей болтовней не только от тягостных мыслей, но и от жажды, которая все больше и больше скребла по гортани.

Заросли стали реже, почва сделалась более каменистой, встречались валуны весьма приличных размеров, появились просветы, и за одним из них обнаружился ручей. Обнаружился настолько внезапно, что они остановились от неожиданности, какое-то время любовались открывшейся картиной, и только потом ринулись к струящейся по камням воде. Они не думали об угрозе, что может таиться в прозрачных и холодных струях (уж кому как не Конану знать про отравленные ручьи или про оазисы в пустыне, приманивающие путников ласковым журчанием и убивающие черным ядом) – слишком велика была жажда. Напившись, они поняли, что не меньше хотят ополоснуться. Апрея укрылась за поворотом ручья и небольшими зарослями кустов – впрочем, туда, возникни надобность, Конан легко мог домчаться за три-четыре удара сердца.

Омовение ледяной водой взбодрило их, настроение изменилось со скверного на приемлемое. Впрочем, у Конана с настроением и так было все в порядке. Не приходится скакать обезьяной по сучкам – как тут не радоваться.

– Жить здесь можно, – заявил он, располагаясь на нагретой солнцем гальке. – Что пить имеется, еда разгуливает, тепло. Не столь уж дурные места, я тебе скажу, встречали мы и похуже. Захотим поставить дом – лесу полно.

– А ты умеешь строить? – с ехидцей спросил Апрея. – Разве дома строятся не богами? Разве их не два всего, Верхний и Нижний?

С ее мокрых волос вода капала на камни. Конан не мог отвести взгляд от ее обнаженной груди, а если ему это и удавалось, то только, чтобы перевести его на ее скрещенные ноги. Апрея, казалось, не замечала направленности его взглядов. А Конану на ум пришла такая мысль: «Если мне не суждено выбраться отсюда, и если нет здесь людей кроме нас двоих, то, по крайней мере, без красивой женщины я не останусь».

– В две головы сообразим как-нибудь, – отогнав несвоевременные мысли, ответил Конан. – Две головы – это и получается почти что бог.

Потом он поднялся и, ступая босыми ногами по камням, подошел к нависающим над ручьем зарослям. Из зеленой гущи вытянул, пригнув к самой земле, тонкий зеленый ствол без листьев.

– Ха, смотри-ка! Что это за дерево даже я знаю. Бамбук. Из него кхитайцы, ну ты про них не слыхала, строят хижины. Можем и мы, – Он отпустил ствол. – Пошли, что ли? Ручьи имеют обыкновение куда-то впадать. В реки, моря, озера. У озер и селятся обычно люди. У озера, наконец, легче начинать новую жизнь. Рыба опять же, это еда такая плавающая. Короче, идем по течению.

Апрея не возражала. Неспешно оделись, небыстро пошли. Что их торопило? По пути Конан продолжил развивать тему строительства:

– Одно нехорошо, беда у нас с инструментами. Даже ножа завалящего нет. И сделать не из чего…

– Конан, – чуть подотставшая Апрея догнала мужчину и взволнованно прошептала: – смотри!