"Том Роббинс. Вилла 'Инкогнито' " - читать интересную книгу автора

какое приобрело бы "седло" под грузом увесистых ягодиц Будды.
Думал он о Кицунэ, о том, как лис вечно подшучивает над людьми,
утверждая при этом, что его подлые проделки идут им исключительно на пользу,
поскольку в конце концов вынуждают проявлять гибкость и изобретательность,
что способствует их усовершенствованию. Прежде Тануки был убежден, что лис
просто актуализирует собственное поведение, причем без всякой на то
надобности, поскольку по его, барсука, мнению удовольствие оправдывает все,
а усовершенствование человеческой природы никогда его не заботило. Однако
выходит, если Михо говорит правду, его собственные беспечные забавы невольно
повлекли за собой положительные изменения в жизни нескольких женщин.
Тануки не мог решить, как к этому отнестись. Он испытывал нечто, однако
чувство было слишком уж неожиданным и незнакомым - в анналах истории тануки
такого прецедента не встречалось. Но он не успел в нем разобраться,
поскольку его размышления прервала Михо.
- Мне пора идти убирать со стола после ужина, - сказала она. - Я рада,
что наконец представилась возможность сказать тебе все это. И, Тануки-сан, я
бы хотела при случае узнать, как получилось, что ты, обитатель лесов,
рискнул отправиться в большой город. Заходи еще, я угощу тебя чаем.
- Сакэ, - выпалил Тануки, хотя имел ли он в виду то, что подался в
город ради сакэ или же предпочел бы сакэ чаю, так и осталось навсегда
неясным.

* * *

Тануки намеревался вернуться в места, где некогда плясал (точнее,
колошматил себя по животу), располагавшиеся по большей части в предгорьях
Хонсю; впрочем, известно, что он наведывался и в сельские районы Хоккайдо.
Однако добрался он только до отрогов к западу от Киото, где набрел на
неглубокую заброшенную пещеру, куда и заполз. Дабы погоревать.
Да-да, именно так. Странное новое ощущение, задевшее слабые струны в
душе Тануки, было не чем иным, как горем. Чувство это, прежде незнакомое,
раздражало его. Оно нисколько ему не нравилось, и он злился, что не запасся
выпивкой, которая помогла бы от него избавиться. Однако вместо того чтобы
навестить одну из близлежащих деревень на предмет кувшинчика-другого сакэ,
он остался в пещере и попытался разобраться в себе.
В суровой черной книге, которую "европейские дьяволы" повсюду носят с
собой, написано: "Господь прощает все, кроме уныния". Миссионеры упорно не
желали обсуждать подобные утверждения с дзен-буддистами, которые вежливо
пытались их оспорить. "Голубоглазые не могут достичь ни мудрости, ни
покоя, - говорил один из наставников Михо, - поскольку их основное занятие -
рукоплескать страданиям, выпавшим на долю заблудших душ", и разумеется,
неграмотный и далекий от этого Тануки не был знаком с сей сентенцией. Но он
обладал инстинктивным знанием (интуиция, которую, надо признаться, будил в
нем порой Кицунэ) и чувствовал, что уныние разрушительно для того, кто им
мается, и обременительно для окружающих; а если человек упорствует, боги
рано или поздно потеряют терпение и подкинут человеку уже не повод, а
настоящую причину для уныния.
Оплакивал ли Тануки личную утрату? Или болезненно реагировал на факты
убиения младенцев вообще (между тем эта практика весьма распространена в
отдельных районах Азии)? И что было в этом от обычного любопытства: какие