"Роберта Джеллис. Рыцарская честь " - читать интересную книгу автора

- Пусти меня, пожалуйста, пусти.
- Я не держу тебя, но ты вся дрожишь! Тебе плохо? Позвать служанок?
- Не надо! - крикнула она, кусая губы и сдерживая слезы. Она скорее
умрет, чем предстанет в таком виде.
- Успокойся. Скажи мне только, я все для тебя сделаю...
Элизабет молчала, изо всех сил сдерживая рыдание. Из сердца ее рвалось:
"Поцелуй еще". Губы прошептали:
- Уйди, оставь меня.
Но встать она не порывалась, и Роджер ничего не понимал. Будь она чужой
женой, это означало бы открытое приглашение действовать дальше: она же
обещана ему, ей незачем притворяться, чтобы сохранить достоинство, и ее
отчаянная бледность не была притворной. Но даже самое богатое воображение не
могло подсказать Роджеру истинную причину ее смятения. По нему, женщина не
была существом самостоятельным, она не знала свободы, и ей не дано было ее
знать - примерно так, подобно всем мужчинам, рассуждал Роджер. Вместе с тем
для него Элизабет была не "просто женщина", а потому он соглашался признать
за ней свободу выбора. Гордость и независимость больше всего привлекали в
ней Херефорда, а красавицы, хоть не всегда равные Элизабет, были для него не
в диковинку.
- Если хочешь, я уйду, только скажи, как далеко и надолго. Может быть,
ты чем-то расстроена сейчас и тебе надо какое-то время, чтобы прийти в себя,
или ты уже раздумала выходить за меня замуж?
- Я обещала, - сказала она тихо и печально.
- Но чем я тебя обидел? - В голоее Херефорда послышалось раздражение,
гордость его была задета.
Элизабет почувствовала это. Еще чуть-чуть, и он откажется от
предложения, тогда она свободна. Он отпустил ее с колен и встал сам. Глаза
ее были широко распахнуты, словно готовые выскочить, в них копились слезы. И
опять ее слова не имели связи с тем, что думалось. Язык, казалось, жил сам
по себе и не подчинялся ей.
- О Роджер, пощади меня! Я боюсь... Меня ничто и никогда так не пугало,
как я боюсь тебя!
Он растаял, как редкая в апреле снежинка тает под лучами весеннего
солнца. Элизабет опустилась на стул, а он оказался перед ней на одном колене
с элегантностью танцора, всю жизнь репетирующего это па.
- Боишься меня?! Я не позволю волоску упасть с твоей головы и убью
всякого, кто взглянет на тебя не так. Да не найти на свете человека,
которого тебе надо бояться меньше меня!
- Я боюсь тебя не в этом смысле, - прошептала Элизабет.
- А в чем же? - Он поцеловал ей руку, и она затрепетала вновь. У
Роджера мелькнула догадка, которая удивила его еще больше. Элизабет в
общении с мужчинами всегда вела себя смело: Херефорд ясно помнил, как она
делала ему такие откровенные намеки, которые его смущали, а порой и
раздражали. "Так не была ли, - думал он, - ее отвага той бравадой, которой
испуганный воин пытается взбодрить себя перед боем? Но воину предстоял бой,
а Элизабет в поединки не вступала - или, может быть, вступала? Такая
прелестная, богатая и скромная девочка могла казаться лакомым кусочком.
Может, нескромность служила ей защитой?" - Не надо, не отвечай, - сказал он
с нежностью. - Я не будут больше допытываться. Если хочешь, я уйду и оставлю
тебя в покое, но если можешь меня выслушать, тo я хотел бы досказать тебе