"Виктор Робсман. Живые видения" - читать интересную книгу автораповорота разбитый экипаж, бегущий вприпрыжку по неровно вымощенной мостовой,
и на нем возница-узбек, одетый в теплый стеганый халат. Толпа пассажиров, преисполненная решимости, шумно бросается к нему, но не многим удается взять с бою место. - Зачем скандал? - равнодушно говорит узбек. - Не надо скандал, не хорошо... - поучает он пассажиров и обещает к вечеру всех нас доставить в город. Наконец, кляча везет меня в красную чайхану, напоминающую снаружи средневековую развалину. Несмело вхожу я внутрь и сразу слепну. От лежащих на нарах одеял и верблюжьего войлока под ногами слышится удушливый запах разложения. Привыкнув к темноте, я начинаю различать среди наваленных одеял и подушек угрюмых узбеков со сверкающими глазами. Они сидят свернувшись, как притаившиеся зверьки, высматривающие добычу. Вертлявый мальчуган с красными больными глазами несет мне на подносе костер с дымом, из которого выглядывает обуглившийся чайник с отбитым носом, и при нем глиняная чашка-пиала. Бедность делает людей подозрительными и робкими; тайком достаю я из своего вещевого мешка припрятанный в дорогу сахар (какой диковинкой был он здесь тогда!), но добрые люди советуют мне быть осторожней. - Вы здесь человек новый, - говорит, придвинувшись ко мне, услужливый узбек в нарядном халате, надетом на голое тело. - Разве можно показывать на людях сахар, когда все здесь носят при себе острые ножи? Спрячьте! - настаивает он, проявляя ко мне странную заботу и сильно волнуясь, как будто я держал в руке не сахар, а слиток золота. Хитро усмехаясь, он шепчет мне в это время на ухо, чтобы его никто не услышал: - За такой кусок сахара, а если прибавить к нему еще осьмушку чая, вы сможете купить себе здесь самую красивую жену! Наутро я не нашел своего вещевого мешка и "доброго" узбека. Радуясь, что остался жив, я незаметно выбрался из этой красной чайханы и направился в партийцы, как это принято в колониальных странах. Вот и Средне-Азиатский университет, новоотстроенное здание, совсем голое, лишенное восточной прелести, на котором отразилось наше время; на его стенах нет даже напоминания о богатстве вкуса и красок былой мозаики, которую оставил нам древний Восток, доживающий свою многовековую жизнь на сохранившихся еще среднеазиатских постройках. - Чего вам? - встретил меня университетский сторож, прервавши мои размышления о прошлом. - Приезжий? Из самой Москвы? Значит, вы тоже восточник? Ну, тогда можете поселиться у нас. Местов здесь много - все наши аудитории пустуют; летом, кроме мышей, никого тут нет, даже поговорить нет с кем... Только спать вам на голой скамье - постелей у нас для приезжих нет... Не гостиница... Сторож, видно, на самом деле долго скучал без людей, а живая душа искала случая поговорить. - К нам, - говорит он, - приходит, другой раз, переночевать один ссыльный ученый, без руки... Его здесь все знают, может, он и вам известен? Так этот и скамейки не спрашивает, спит у порога, на голом полу, точно бездомный пес... - Не профессор ли Поливанов? - поинтересовался я. - Он самый! - подтвердил сторож. - Неужели он жив? - Жив еще, бедняга... Только лучше было бы ему не жить; такой жизни мало кто будет рад... - и он не стал продолжать о нем разговор, чтобы не терять времени. Сторож, очевидно, не мог знать, что профессор Поливанов был ученым-востоковедом с мировым именем, открывал новые пути в изучении сравнительных языков Дальнего Востока и языков забытой Океании; был он, в свое время, опасным соперником прославившегося на Ближнем Востоке английского полковника Лоуренса и исполнял самые рискованные предприятия в Абиссинии; он был китайцем среди китайцев, индусом среди |
|
|