"Виктор Робсман. Живые видения" - читать интересную книгу автора

поворота разбитый экипаж, бегущий вприпрыжку по неровно вымощенной мостовой,
и на нем возница-узбек, одетый в теплый стеганый халат. Толпа пассажиров,
преисполненная решимости, шумно бросается к нему, но не многим удается взять
с бою место. - Зачем скандал? - равнодушно говорит узбек. - Не надо скандал,
не хорошо... - поучает он пассажиров и обещает к вечеру всех нас доставить в
город. Наконец, кляча везет меня в красную чайхану, напоминающую снаружи
средневековую развалину. Несмело вхожу я внутрь и сразу слепну. От лежащих
на нарах одеял и верблюжьего войлока под ногами слышится удушливый запах
разложения. Привыкнув к темноте, я начинаю различать среди наваленных одеял
и подушек угрюмых узбеков со сверкающими глазами. Они сидят свернувшись, как
притаившиеся зверьки, высматривающие добычу. Вертлявый мальчуган с красными
больными глазами несет мне на подносе костер с дымом, из которого
выглядывает обуглившийся чайник с отбитым носом, и при нем глиняная
чашка-пиала. Бедность делает людей подозрительными и робкими; тайком достаю
я из своего вещевого мешка припрятанный в дорогу сахар (какой диковинкой был
он здесь тогда!), но добрые люди советуют мне быть осторожней. - Вы здесь
человек новый, - говорит, придвинувшись ко мне, услужливый узбек в нарядном
халате, надетом на голое тело. - Разве можно показывать на людях сахар,
когда все здесь носят при себе острые ножи? Спрячьте! - настаивает он,
проявляя ко мне странную заботу и сильно волнуясь, как будто я держал в руке
не сахар, а слиток золота. Хитро усмехаясь, он шепчет мне в это время на
ухо, чтобы его никто не услышал: - За такой кусок сахара, а если прибавить к
нему еще осьмушку чая, вы сможете купить себе здесь самую красивую жену!
Наутро я не нашел своего вещевого мешка и "доброго" узбека. Радуясь, что
остался жив, я незаметно выбрался из этой красной чайханы и направился в
более цивилизованную часть города, где жили советские чиновники и знатные
партийцы, как это принято в колониальных странах. Вот и Средне-Азиатский
университет, новоотстроенное здание, совсем голое, лишенное восточной
прелести, на котором отразилось наше время; на его стенах нет даже
напоминания о богатстве вкуса и красок былой мозаики, которую оставил нам
древний Восток, доживающий свою многовековую жизнь на сохранившихся еще
среднеазиатских постройках. - Чего вам? - встретил меня университетский
сторож, прервавши мои размышления о прошлом. - Приезжий? Из самой Москвы?
Значит, вы тоже восточник? Ну, тогда можете поселиться у нас. Местов здесь
много - все наши аудитории пустуют; летом, кроме мышей, никого тут нет, даже
поговорить нет с кем... Только спать вам на голой скамье - постелей у нас
для приезжих нет... Не гостиница... Сторож, видно, на самом деле долго
скучал без людей, а живая душа искала случая поговорить. - К нам, - говорит
он, - приходит, другой раз, переночевать один ссыльный ученый, без руки...
Его здесь все знают, может, он и вам известен? Так этот и скамейки не
спрашивает, спит у порога, на голом полу, точно бездомный пес... - Не
профессор ли Поливанов? - поинтересовался я. - Он самый! - подтвердил
сторож. - Неужели он жив? - Жив еще, бедняга... Только лучше было бы ему не
жить; такой жизни мало кто будет рад... - и он не стал продолжать о нем
разговор, чтобы не терять времени. Сторож, очевидно, не мог знать, что
профессор Поливанов был ученым-востоковедом с мировым именем, открывал новые
пути в изучении сравнительных языков Дальнего Востока и языков забытой
Океании; был он, в свое время, опасным соперником прославившегося на Ближнем
Востоке английского полковника Лоуренса и исполнял самые рискованные
предприятия в Абиссинии; он был китайцем среди китайцев, индусом среди