"Виктор Робсман. Живые видения" - читать интересную книгу автора

ходил среди этих напоминаний о неутолимой любви самого могущественного
тирана своего времени, среди развалин его ненасытного честолюбия и
неудовлетворенных желаний, заглядывал в мавзолей Гур-эмира, где покоится его
прах, тлен, ничто, и повсюду, как в старину, меня сопровождали здесь нищие,
одетые в грязные рубища, кишащие насекомыми; они выпрашивали милостыню во
имя Бога милостивого и милосердного. И так же, как в старину, голубая мечеть
Биби-ханым, одетая в нарядную, не стареющую мозаику, отражала на себе все
краски небес, изменчивые в этот предзакатный час. Она была хороша собой, ее
можно было любить, как живую. И мысли о том, что все повторяется, что
прошлое продолжает жить в настоящем, не оставляли меня нигде, куда бы я ни
шел. Я останавливал встречных, по преимуществу туземцев, одетых опрятно и
чисто, в расшитых шелком полосатых халатах, по которым узнают здесь
образованных людей, спрашивая каждого о профессоре Поливанове, которого
хорошо знают в цивилизованном мире, но никто из них не знал его. - Может
быть, он жил при Тамерлане? - говорили шутники. - Тамерлан очень любил
писателей и ученых, когда они были ему нужны, а потом выкалывал им глаза,
отрезал язык или сажал в клетку, как это он сделал даже с могущественным
турецким султаном Баязетом... Заглянув в чайхану, я спросил у оборвыша со
струпьями на голове и с бельмом на глазу, который вышел из темноты, точно
разбойник, и поставил передо мной чайник. - Послушай, - заговорил я с ним, -
не бывает ли в твоей чайхане один русский ученый, без руки? - Без руки? -
оживился вдруг "разбойник". - Этого бродягу вы можете легко найти по запаху
опиума... Он везде, где только слышится эта вонь... - Разве он курит
опиум? - Он не только курит, он его жрет... Я оставил свой недопитый чай и
пошел искать профессора по запаху опиума, очень приторного и дурманящего,
как сильно пахнущие цветы. Сразу за чайханой было свалочное место. Дальше
тянулся низкий забор из глины, за которым прятались абрикосовые деревья без
листьев и без фруктов. Дальше видны были жилые дома, похожие на
мусульманские могилы, с плоскими земляными крышами, поросшими травой. Тем
временем, какие-то странные люди, одетые в лохмотья, смертельно-бледные, с
возбужденными, страстными глазами спешили к своей заветной затяжке опиума,
точно на любовное свидание. Я шел за ними. Они пригласили меня к костру и
стали расспрашивать, почему я здесь? Я им во всем признался, и мне поверили.
Тогда старый узбек, похожий на обуглившееся дерево, открыл пустой рот,
посмотрел потухшими глазами на солнце и сказал с усилием: - Вы подождите, он
скоро будет... - и потянулся к трубке. - Только не обижайте нас, - прибавил
он погодя. - Нельзя говорить человеку плохо о том, что любит он больше
жизни... Неподалеку лежал мертвый баран со снятой шкурой, совсем голый, и
девочка лет девяти стояла над ним с ножом. Она легко потрошила еще теплое
тело животного, вырезывая тут же куски окровавленного мяса, и сразу клала их
на огонь. Все с жадностью набрасывались на мясо, в котором запеклась кровь,
и разрывали его черными зубами. Далеко в горах умирало солнце, и очень скоро
всех нас поглотила темнота. И тогда слышнее становился каждый шорох и звук,
пропадавшие при свете. - Марду-у-ум! Люди!.. - послышался из темноты голос,
как будто призывавший на помощь. Все зашевелились, уступая место учителю.
Теперь я узнал его, хотя был он выбрит, как каторжник, стал даже ниже
ростом, одет в рубаху с чужого плеча и босой. Пустой рукав левой руки,
которую потерял он при странных обстоятельствах, не был заправлен в штаны и
его относило ветром, когда профессор, услышав сладковатый запах опиума,
некрасиво побежал ему навстречу. - Дайте место учителю, дайте место... -