"Станислав Васильевич Родионов. Камень " - читать интересную книгу автора

дубе под маньчжурский орехом, ел краюшку крепкого хлеба, опирался на
штыковую лопату, видел свой набухший рюкзак, бил на лбу гнусавых комаров,
шевелил горящими пальцами в утюгастых ботинках... Ему ли не знать о счастье,
когда оно вот, кругом? Да ведь и она симпатична, молода, здорова,
образованна, занимается любимым делом...
В тайге на поваленном дубе сидело двое счастливых людей...


Он не знал, сколько времени просмотрел в очищенное снегами небо. Пять
минут, десять, полчаса?.. Цветные столбы укоротились, и след от конька стал
чуть бахромистым. Рябинин медленно обернулся...
Она все так же стояла посреди кабинета, давая нужное ему время.
Статная, в узком платье из серой шерсти, с ниткой ярко-переспелых кораллов
на груди. Но Рябинин смотрел и не видел ни изящного покроя, ни модности бус.
Новое зрение - уже третье? - отметало все случайное, привнесенное,
принадлежащее только ей, Жанне Сысоевой; новое зрение искало черты другой
женщины. И ничего не находило. Ни волос, ни фигуры, ни глаз... Все иное, все
чужое.
Рябинин сел. Бесшумно, как птица, опустилась на стул и она. И вскинула
руку ко лбу, отводя виденное лишь ей.
- Вот, - вырвалось у Рябинина.
- Что?
Вот он, единственный и неповторимый жест, переданный дочери. Дочери ли,
не ему ли? Не в письме и не в фотографии, не в чьем-то рассказе и не в
магнитофонной записи, не в газетной заметке и не в художественной прозе - в
генетическом коде напомнила о себе Маша Багрянцева, прорвавшись к нему через
двадцать с лишним лет.
- Как вы обо мне узнали? - спросил он.
- Из маминых писем, которые она писала бабушке.
- И письма сохранились?
Жанна опять щелкнула сумкой, быстро пошевелила там пальцами и
выдернула, видимо, из пачки один узкий листок. Он лег рядом с коробкой, с
топазом.
Бумага не пожелтела, крепкая - только пошершавела от частых читок...
Синие чернила не выцвели, а лишь въелись в бумагу навсегда. Почерк крупный и
ровный, который им забыт - он видел-то его лишь на этикетках к образцам
пород. Кусочек письма, самый конец... "А в маршрут со мной ходит не мужик
пьяный и не бывший заключенный, а юноша по фамилии Рябинин, тоже из нашего
города. Худой, в очках, в ковбойке и романтик вроде меня, грешной. Пишет
дневник и носит в рюкзаке "Мартина Идена". Намеревается познать жизнь. Так
что, мама, за меня не беспокойся. Тигра не встретили, дикий виноград не ем и
сырой воды не пью, если только она не из родника. Передай папе..."
Листок кончился - на обратной стороне Маша не писала. Рябинин рассеянно
улыбнулся - себе, далекому, в ковбойке, с "Мартином Иденом" в рюкзаке... Ей,
далекой, с крепкими веселыми губами, в выгоревшей косынке...
- Смешное письмо?
- Очень, - глухо согласился он.
- А глаза у вас стали грустными...
- Как вы меня нашли? - помрачнел Рябинин.
- Вызывали вы летом женщину с нашего предприятия. Я вашу фамилию и