"Заложники удачи" - читать интересную книгу автора (Сент-Джеймс Иэн)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Бармен протирал бокалы, краем глаза наблюдая за посетителями. Маленький толстый англичанин все еще не ушел. Он был тут уже час и пил «Сап-Мигуэлс» в дальнем уголке бара. То и дело он что-то бормотал про себя, как будто споря сам с собою. Он, правда, выглядел довольно безобидным, не сумасшедшим и не опасным, но после трех лет работы в аэропорту бармен перестал доверять человеческой внешности. Вот, месяцев десять назад, психически больная женщина забралась в самолет, на рейс 707. Уж как она туда попала, Бог ее знает, но, когда это обнаружилось, возникли черт знает какие неприятности. А ведь она тоже пила что-то в баре перед полетом и выглядела совершенно безобидной.

Погруженный в собственные мысли, Тодд не замечал, что привлекает к себе внимание. Сейчас он мог сбросить парадную маску – он не должен был кого-то уверять в чем-то, не должен был вселять мужество в Катрину, Шарли или Хэнка. В одиночестве он мог полностью отдаться своим мыслям и неудачам. Что он вот-вот и собирался сделать. К слову сказать, он был в таком состоянии, что даже не знал, остаться ли ему на Майорке, вернуться ли в Лондон или полететь в Париж.

Когда он встречал Катрину, он даже не знал, почему она прилетает. Вчера, когда он прибыл на Майорку, Хэнк сказал ему:

– Звонила Катрина. Она не будет ночевать дома сегодня. Она сказала, чтобы ты не беспокоился. А он и не беспокоился, он был слишком занят мыслями о Хэнке. Он решил, что Катрина договорилась с Софи или Глорией, чтобы переночевать у них. Он только о Хэнке и волновался.

Тодд поднял свой пустой бокал и постучал по стойке.

Подошел бармен.

– Senor?

– Еще раз, то же самое.

Даже когда он ложился спать, он все еще беспокоился о Хэнке. Ну и вечерок! Я бы его убил, если бы он заявился с такой новостью. Только Хэнк и был у него в голове, и он совсем не думал о Катрине. Звонок Шарли сегодняшним утром был для него как гром с ясного неба. Он был в душе, когда внезапно зазвонил телефон; разбрызгав воду по всему номеру, он подошел и взял трубку.

– Что? – закричал он в тревоге. – Она с тобой в Джерси? Но зачем?

Но Шарли ему не рассказала подробностей. К сожалению, она сама очень спешит, а Катрина уже на пути в аэропорт Джерси, а потом в Гетвик, а потом в Палму.

Его сердце екнуло.

– Ты ведь не рассказала ничего Бобу…

– Нет, нет, речь не об этом. Катрина тебе объяснит. Она постарается попасть на рейс, который прибывает сюда в шесть вечера. Ну, все, я уже не могу с тобой говорить, я опаздываю, но новости хорошие. Не волнуйся.

Хорошие новости. Для него уже не существовало хороших новостей. Карьера не было на Майорке. На всем острове его не было. Он был в Мадриде или в Севилье, у него в конторе не были точно уверены, где, но с ним нельзя было связаться до среды, где бы он ни был.

А ведь уже прошло два дня. Два из тех двух недель, которые дал ему Морони. Два дня – и у него до сих пор нет нужной бумажки. Он даже и не намеревался просить кого-нибудь об этом. На сегодня он планировал роскошный обед, предварительные переговоры, обсуждение цены, составление меморандума о намерениях. Он представлял, что он будет говорить то-то… а Карьер то-то… он только не ожидал одного – что Карьера не будет на Майорке.

Когда он достал бумажник, чтобы заплатить за пиво, его взгляд упал на визитную карточку. Она была все там же, целая и невредимая. Филипп Рус. Партнер. «Альсруер, Вормак и Рус». Рус оставил это управляющему на строительстве, он отдал ее Хэнку, а Хэнк передал ему. Глядя на нее, он постучал по ней ногтем большого пальца. «Что я хотел бы знать, чертов мистер Рус, это что вы делали у нас на строительстве? Зачем вы там были? У вас, наверное, есть покупатель…»

И еще были разочарования. У Руса, казалось, был офис в каждой европейской стране. Позвонив в офисе в Париже, он получил уверения, что Рус в Лондоне. Он позвонил в Лондон, и там сказали, что Рус уехал на день-другой, но что в понедельник вернется. В конце концов, придя в ужасное настроение, он снова позвонил в Париж, поговорил с секретарем Руса и дал ей свои собственные номера на Майорке и в Лондоне.

Теперь он не был уверен, остаться ли здесь и ждать до среды, чтобы увидеться с Карьером, или же вернуться в Лондон и попытаться оттуда дозвониться до Руса. Ему следовало бы вернуться в Лондон. У него в «Тодд Моторс» были еще дела. И срочные. Дела шли ужасно. А еще хуже было то, что он подозревал некоторых из своего штата в том, что они надували его и проворачивали свои собственные дела, торгуя его машинами. Ему надо было нанять другого управляющего, такого, кому бы он смог доверять…

«А вот что мне совсем не нужно, – сказал он сам себе сердито, – это отсутствие Катрины там, где она должна быть!» Внезапное пощелкивание табло прервало его мысли. Он поднял голову и увидел, что прибыл самолет из Хитроу. Пора! Он положил карточку обратно в бумажник и стал думать о том, что он скажет Катрине. Что она там делала вместе с Шарли? Ведь она, конечно, могла переночевать у Глории или Софи? Конечно, он мог понять, что ей страшно оставаться дома одной, но зачем для этого отправляться в Джерси?

Конечно, он испытал облегчение, увидев, что Шарли и Катрина привязались друг к другу. Это было замечательно. Было здорово, что они вот так общались друг с другом, и он был рад этому, но чтобы они стали друзьями… Бабья болтовня. Ля, ля, ля. И вот она узнает о той ночи в Регби, и будут такие проблемы… Только этого мне не хватало. Как будто у меня своих забот не хватает…

– Чего я не могу понять, – ворчал он, ведя джип Хэнка из аэропорта к парковке, – так это что ты делала в Джерси?

– А Шарли разве не сказала тебе?

Он сердито фыркнул.

– Она сказала, что ты объяснишь, когда приедешь. Спасибо тебе большое!

Она откинулась немного в сторону и рассматривала его лицо. Полуденное солнце четко освещало каждую его черточку, и было очевидно, что он очень встревожен.

– Ты, я смотрю, не очень рад, что я приехала.

– Конечно, я рад. Просто…

– Ой! – вскрикнула она, когда джип подпрыгнул на ухабе. – Хорошо бы Хэнк купил более благородную машину.

– Он будет до чертиков рад, если сумеет сохранить эту.

Она бросила на него проницательный взгляд.

– Как все прошло вчера вечером?

Он даже застонал, вспомнив все снова.

– И не спрашивай, – произнес он с горечью. – Знаешь, что самое худшее? Я все это вывалил на него, сказал, что придется последнюю рубашку продать, что у нас даже ночного горшка не останется…

– Но ты рассказал ему про Морони?

– Конечно.

– И что?

– Это было самым тяжелым ударом. Первое, о чем он спросил, это о нашей безопасности. О тебе и обо мне. Потом он начал беспокоиться о Шарли. Он был таким до черта благородным… – Тодд переглотнул и покачал головой. – Я бы из штанов выпрыгнул на его месте, а он… Неудивительно, он ведь был капитаном. Он сохраняет спокойствие при любом шторме, я в этом уверен. Он даже ни в чем не обвинял меня. Нет. Конечно, он был в ужасе. Ну, ты можешь представить. До ужаса расстроен. И огорчен. До чертиков огорчен.

Хотя она продолжала смотреть вперед, она увидела, как боль отразилась на его лице.

Глубоко вздохнув, он сказал:

– Я обещал ему, что если вдруг каким-то чудом мы получим больше пятнадцати миллионов, они – его. Ты знаешь, я поклялся тобой и собой. – Как будто испугавшись, что она будет ворчать, он взглянул на нее, извиняясь. – Прости, но я должен был это сделать. Это только справедливо.

– Конечно, я все понимаю. Он вздохнул с облегчением.

– Хэнк согласился насчет продажи. У нас нет другого выхода, черт побери. – Сосредоточившись на том, чтобы проскочить через пробки, возникшие в час пик, он на минуту замолчал. Потом сказал с горечью. – Я ведь знал, что наделал много ошибок, но насчет Хэнка я был прав. Нет и не будет партнера лучше.

«А я не поняла его», – подумала она, чувствуя благодарность к Хэнку за его понимание. Вслух же она сказала:

– Ты не делал никаких ошибок. Ты пытался заработать деньги, вот и все.

Он почувствовал к ней сердечную теплоту за ее понимание и поддержку, и все-таки он был слегка озадачен. Он был в отчаянии, на грани нервного срыва, но в ней не было и тени волнения. Даже наоборот. Заинтригованный, он снова бросил на нее взгляд. Она была одета в рубашку и джинсы, рукава свитера, наброшенного на плечи, были завязаны узлом на груди, и она выглядела прекрасно. Она была очень привлекательной. Из аэропорта она шла, смеясь и болтая с молодым парнем лет двадцати. Она почти флиртовала с ним…

– О, послушай, – вдруг сказала она, показывая на «Клуб Наутико». – Это лодка Томми Гослинга?

Чуть замедлив движение, он посмотрел в том направлении, которое она показывала. Да, это была яхта Гослинга, но тут кое-что другое привлекло его внимание.

– Черт возьми, ты лифчик не надела!

– Очень жарко.

Он остановился на красный свет и стал внимательно ее разглядывать.

– Что с тобой случилось? – нахмурился он. – Ты так ведешь себя… ты совсем другая. Такая… странная.

Она рассмеялась, ее смех был совсем беззаботным.

– Это потому, что я без лифчика? Ты иногда такой смешной. Тем не менее, я думаю, что в будущем не буду такой занудой. В конце концов, Шарли всегда без лифчика ходит, правда?

Пытаясь избежать ее взгляда, он повернул голову и стал следить за светофором. Упрямо, как бы защищаясь, он произнес:

– Ты ведь не должна делать все так же, как Шарли.

– Но ведь я не знаю, что она делает, так?

Он умолял светофор загореться зеленым светом. В ее голосе было подозрительное спокойствие, которое его тревожило. Он вспомнил, как часто она его таким образом обманывала. По опыту он знал, что ее тон может резко меняться. Он стал держать ушки на макушке. Он начал искать другую тему разговора и напряженно смотрел вперед.

– Наверное, светофор сломался, – раздраженно сказал он. – Как всегда!

Он чувствовал, что жена смотрит на него, и очень нервничал. Он даже начал тревожиться. «О чем, черт возьми, она говорила с Шарли?» Он чувствовал, как жар бросился ему в лицо. «Эти чертовы светофоры здесь на этом отрезке дороги всегда такие. Всегда так долго, каждый раз! Жизнью своей клянусь, что…»

– А, наконец-то! – воскликнул он, когда загорелся зеленый свет. Он убрал ногу с тормоза, переключил скорость и дал газ. «О черт!»

Шофер сзади засигналил.

Он повернулся и погрозил ему кулаком.

– А ты заткнись! – закричал он зло, готовый выпрыгнуть из джипа и драться. Но он увидел, что сзади ехала фигура в монашеском одеянии, повернулся и снова завел мотор.

– Видела? Чертова монашка! Куда она торопится? Когда мотор заработал, он снова дал газ и устремился вперед:

– У нее что, свидание с Богом?

– У тебя ужасное настроение.

– Да, конечно, у меня ужасное настроение! А ты чего ожидала? Моя жизнь полностью разрушена! Морони дышит мне в спину! Да я взорваться готов! Моя жена черт-те где шляется…

– Я не шлялась, а летала в Джерси.

– Но зачем? – закричал он, кидая на нее свирепый взгляд. – Вот что я хочу знать! Зачем?!

Говорят, что перед смертью у человека вся жизнь пролетает перед глазами. Почти то же самое случилось и с Тоддом. В те два дня с того момента, как Морони ворвался в его дом, он думал о многом – пока был в салоне самолета, пока ждал в Барселоне рейса на Палму, – и для него как бы не существовали окружающие люди. Он был наедине со своими мыслями. Он думал и думал… но больше всего об Альдо Морони.

Конечно, масса разных сумасшедших сцен пробегала в его мозгу. Он видел, как он ставит ему ловушку, он воображал себя с пистолетом в руках, угрожал Морони, а не Морони ему. Он даже видел, как он работает в полиции и арестовывает своего врага. Но это все было фантастикой, далекой от реальной жизни, по крайней мере его жизни. Где он возьмет пистолет? Он никогда в жизни не стрелял из пистолета. Он не был Джеймсом Бондом, он был всего лишь маленьким толстячком, продававшим машины. И даже в полицию нельзя было пойти, не предав Шарли и не загремев в тюрьму.

За два дня он в ужасе перебрал множество безнадежных сценариев.

Другие мысли тоже приходили ему на ум, воспоминания – например, о том, что Катрина была против «Паломы Бланки» с самого начала, и о бесконечных спорах с Мэнни. Да, они были правы, а он нет. Теперь он видел это слишком ясно. Он был чересчур жадным. До этого ты был во главе «Тодд Моторс» семь лет, потом Сэм дал тебе шанс купить Оуэнс. Семь лет тяжелейшей работы. Годы труда потом. Все время – расширения. Стабильное положение фирмы, рост прибыли. А потом ты все поставил на карту ради… Сумасшедший!

Он винил себя за то, что оказался в этом дерьме – не «Сантурз», не свое невезение, не ужасное состояние рынка. Он даже не винил – если быть честным – Альдо Морони. Он ведь с самого начала знал, что представлял из себя Морони. Лео предупреждал меня. Кроме того, я все понял тогда на этой встрече в Риме… в душе я всегда знал…

Единственное, за что он действительно ненавидел Морони – это за то, что он втянул в это Катрину. Никогда! Никогда больше этого не будет, в следующий раз она будет в безопасности. В следующий раз все будет по-другому.

А в том, что будет еще и следующий раз, он ни чуточки не сомневался.

Он довел себя до истерики, все время думая об этом. Он все искал выход, словно зверь, попавший в ловушку. Но одновременно с этой агонией он чувствовал, что все примет. Пусть лучше будет слабая, неверная надежда. Мысль о том, что придется продать «Палому Бланку», больше не мучила его. После двух дней он понял, что может примириться с этой мыслью. Его боль стала тупой, утихла.

Единственное честолюбивое желание в отношении «Паломы Бланки», которое у него осталось, – цена. Очень хорошо с презрением относиться к цене в девять миллионов, предложенной Карьером, и он чувствовал это презрение, но на сколько может повысить цену Карьер? На сколько больше даст Рус? Как сказала Шарли, девять и пятнадцать – две большие разницы. Даже пятнадцать было недостаточно. Пятнадцать хватит на то, чтобы заплатить Морони и спасти их с Шарли от тюрьмы, но пятнадцать все равно оставит их с Хэнком без куска хлеба.

И вот осталось только двенадцать дней до возвращения Морони…

Вот такими были его мысли. Тяжелые мысли, нерешительность в заключениях, колебания, испуг вместо храбрости.

И вот Катрина привезла эту новость.

– Я просто не могу в это поверить, – говорил он. – Расскажи-ка еще раз.

Она рассказала ему сразу же, как только они приехали на виллу. Она повела его на террасу, взглянула на любимую ею гавань, глубоко вздохнула и начала быстро говорить. Было семь часов вечера. Час спустя они все еще были на террасе, и он был еще не в себе, все еще пытался осознать. Он не был любителем оперы, он даже не был любителем музыки. Он был туговат на ухо, и голос у него был немузыкальный. Что было необычным для полного человека, у него совершенно не было чувства ритма. Он даже не мог запомнить ни одной мелодии. Впрочем, он слышал об Энрико Барзини. И, конечно, он знал, что такое телевидение.

– Сколько стран? – все спрашивал он, уже заранее зная ее ответ, но хотел, чтобы она послушала, что скажет он, словно, если бы он сказал это сам, он поверил бы в это.

– Девять, десять, может быть, больше, включая Штаты и Японию!

У него на сердце просветлело, он стал надеяться и был очень взволнован. Вопросы так и слетали с его губ.

– Так насколько велик видеорынок? Что сказал этот австралиец про компакт-диски?

Последний вопрос ее немного озадачил.

– Какой австралиец?

– Этот «Асси».

Ее лицо прояснилось.

– Не «Асси», а Осси. Он не австралиец.

– Какое-то странное имечко.

Ее глаза засветились, когда она увидела, как похожи все мужчины в ее жизни.

– Я думаю, что это сокращенное от Освальд или что-либо в этом духе, – сказала она с легкостью. – Может быть, ему не нравится имя, данное при крещении.

Его настроение немножко испортилось. Ему было скучно все это слушать, он предпочел бы, чтобы она рассказала еще раз, как она видит сам концерт – со сценой над водой, с горящими фонарями на горных склонах, артисты, освещенные софитами, и над всем этим – волшебный голос Барзини в волшебной ночи.

– Великолепно, – все говорил он. – Просто великолепно!

Как раз это он говорил, когда в ворота позвонили. Катрина подняла руку:

– Ш-ш! Послушай-ка!

– Это Хэнк! – крикнул он, спрыгивая со стула. – Подожди, что он скажет, когда узнает!

До этого он дрожал при мысли о том, что может приехать Хэнк. Он воображал себе еще одни «поминки». Новость Катрины вернула его к жизни и вытеснила все другие мысли из головы. Сейчас он бросился бегом по тропинке, распахнул калитку и схватил Хэнка за руку.

– Хэнк! Ты не поверишь… – он остановился и отпрянул, на секунду онемев от испуга.

В свете фонаря Хэнк казался каким-то потрепанным и опустившимся – в основном не из-за одежды, а потому, что у него был вид неудачника. Он был одет в какую-то робу моряка, свитер, блейзер и хлопчатобумажные брюки, но в основном тревога и отчаяние на его лице делало его таким. Он был просто серым от этой тревоги. Тодд был в ужасе. Он понял, что прошлым вечером Хэнк проявил профессиональное мужество шкипера, ведущего яхту по штормовому морю. Сейчас он выглядел человеком, скорбевшим целый день по разрушенной жизни.

Тодд преградил ему дорогу. Крепко схватив его за руку, он потащил его на террасу, по дороге почти крича: «Скорее иди к Катрине!» Как только он дошел до террасы, все трое начали говорить разом – Хэнк с участием о происшествии с Катриной, взяв ее руки в свои, говоря о том, как он рад видеть ее целой и невредимой, Катрина – пытаясь убедить его в том, что она действительно цела и невредима, а Тодд – подпрыгивая на одном месте, желая скорее завершить всякие приветствия и перейти к делу.

– Садись ты наконец, – все время повторял он. – Садись, Хэнк. Давай я принесу тебе выпить. У Катрины потрясающие новости.

Наконец он устремился в бар, вернулся и чуть ли не силой усадил Хэнка в кресло.

– Вот, – сказал он, подавая ему кружку с пивом. – Давай, послушай Катрину.

После этого он заставил ее объяснять все снова, и пока она говорила, он ходил взад и вперед по террасе и так волновался, что то и дело перебивал ее рассказ своими замечаниями.

– Ох, Тодди, перестань наконец перебивать! – воскликнула она. – Кто будет рассказывать, ты или я?

Удивленный таким волнением, Хэнк смотрел то на него, то на нее, пытаясь ухватить суть довольно сумбурного рассказа, который ему пытались подать с двух сторон.

– Да вы помедленнее, – наконец взмолился он. – По очереди, пожалуйста.

Катрина выпалила на одном дыхании:

– Мы говорим о том, чтобы вовлечь в эту передачу миллионную аудиторию. А у видеокассет и компакт-дисков будет то же название, что и у шоу: Барзини в „Паломе Бланке"!». Вот в чем трюк! Поставить его имя в название. Понимаешь?

Хэнк окончательно смешался.

– Подождите минутку, – возразил он. – Откуда вдруг внезапно свалились к нам эти парни?

Чтобы защититься от прохладного вечера, Катрина натянула свитер. Она так увлеклась разговором, что до сих пор была в том же, в чем приехала. Она счастливо улыбнулась. Уже ответив до этого на вопрос, она хорошо подготовилась к ответу.

– Шарли знала уже Майка, они встречались на Джерси, – сказала она сквозь свитер. Просунув голову в воротник, она продолжала: – А Софи встречалась в Бродлэндзе с Осси. Ну и я тоже его немножко знаю, конечно… – она замахала рукой, пытаясь попасть в рукав. – Ну, ты знаешь, Софи легко знакомится с людьми.

«Да, а вот я этого не знаю», – подумал Тодд немного сердито, но, получив уже замечание за то, что все время перебивает, молчал, разрываясь между радостью от замешательства Хэнка и наблюдая за поведением Катрины. Ему все время приходилось напоминать себе, что эта женщина – его жена. Конечно, он знал, что она очень талантлива. Он никогда и не думал, что она глупая. Она очень аккуратно обращалась с бумагами, четко помнила, у кого какие торжественные события и дни рождения, записывала всю информацию по телефону, прекрасно создавала комфорт в домашней жизни… но слушать ее сейчас было для него каким-то открытием, как будто это говорил кто-то еще, кто-то, может быть, не совсем ему знакомый, но в то же время не совсем Катрина.

– …Майк говорит, что предварительно снимет Энрико гуляющим по пляжу, чтобы показать горные склоны и архитектуру Дона Антонио, это, конечно, днем, и я еще подумала о том, что надо снять парочку видов с моря…

И вдруг он задрожал. Он понял, кого она ему напоминала, знакомый наклон головы и так же размахивает руками… «Все эти годы, – подумал он, вне себя от удивления. – И я это увидел впервые. Все-таки она дочь своего отца. Лео гордился бы ею. Интересно, а что бы она сделала, если б я сказал ей это?»

– …Майк уверен, что он сможет сделать показ по телевидению живым эфиром в Европу, – продолжала Катрина. – Он уверен, что в Великобритании это поймают, и в Италии, конечно, и в Испании. Да, и во Франции, чуть не забыла.

Тодд подумал: «У нее такой голос, как будто… – он подбирал правильное слово, – она очень уверена в себе». Она была взволнована, она была такой живой, и все это привлекало внимание к ее словам.

Хэнк только головой качал, пока все это слушал. Тревога сбежала с его лица, но он все еще выглядел озадаченным.

– Ну и что в результате? – спросил он, не очень понимая, куда она клонит. – Что мы-то с этого будем иметь? Телевидение и видео…

– Ну, Хэнк! – Катрина поглядела на него с упреком. – Конечно, мы с этого не будем иметь ничего. Это их выгода в этом деле. Очевидно, что они хотят получить с этого дела большую прибыль, но при этом они сами и рискуют. Ведь у них тоже огромные затраты. Я не говорю уж об оркестре и артистах, Осси хочет еще привезти сюда хор и черт знает что еще. Конечно, мы получим деньги, чтобы покрыть наши расходы, но самое важное – это наша будущая огромная известность.

– Огромная, – согласился Тодд, кивнув головой. – Вот в этом-то все и дело, Хэнк. «Палома Бланка» покроет все это. Мы думали, что «Золотой кубок» создаст ей имя, но это окупает…

– Да это окупает все, – перебила Катрина. – Все. Это сделает «Палому Бланку» лучшим и известнейшим отелем для туристов всего мира.

На секунду Тодд и Катрина замолчали, как будто сразу и одновременно иссякли. Каждый был так же взволнован, как и его партнер, они обменялись взглядами и взглянули на Хэнка, ожидая его реакции, но тот с минуту не мог сказать ничего. Он крутил в руках бокал с пивом и почесывал подбородок. Он не смотрел на них, он смотрел на море. У него был взгляд человека, который опасается, что хорошая новость окажется обманом или розыгрышем.

Тодд пошел в бар, чтобы принести еще пива. Он выпрямился, обернулся и увидел огни в гавани. В море светились огни чьей-то яхты, спешившей в порт. Он усмехнулся про себя: «Может быть, это плывет наконец моя лодка?»

Хэнк оторвал взгляд от моря и посмотрел на Тодда, который вернулся с бокалами пива в руках.

– Ну это уже что-то, да? – пробормотал он тихо. – Создать известнейший курорт в мире. Я имею в виду, даже если преувеличением будет сказать, что это лучший курорт в мире, он окажется одним из таких курортов.

В его голосе слышался сарказм.

Тодд знал, о чем он думает. Было тяжко расставаться с мечтой, которая вдруг становилась реальностью. Он и сам почувствовал спазм в сердце. Он понял его иронию, но не расстроился. Он отодвинул стул.

– Это дает мне кое-какие карты в руки, Хэнк, – сказал он, снова садясь. – И козырные. Представь, что я смогу сделать с Карьером и этим другим парнем. Только о них подумай, ни о чем другом. Теперь я смогу продать известнейшее место. С мировым именем! Успех гарантирован! Гостиницы действуют тридцать-сорок лет, чтобы заработать известность. А у нас это получится за один день!

– Но когда все это произойдет?

– В феврале.

– В феврале?

– В конце февраля, – поспешно сказала Катрина. – Это единственно возможное время для Барзини. Ты должен посмотреть его заявки. Осси показал мне его расписание. Некоторые месяцы у него расписаны на годы вперед…

– А как насчет Морони? – воскликнул Хэнк, глядя на Тодда. – У тебя срок только до семнадцатого…

– Но ведь мне надо только показать письмо, – усмехнулся Тодд. – Это все, что ему нужно. Подождет до весны с деньгами. Нам нужно предложение Карьера, но мы ведь не обязаны принимать его, правда? Никто не принимает первое же предложение, а представь проценты, которые набегут с этого дела. На экранах всего мира! Все, кто видит «Палому Бланку», с первого взгляда влюбляются в нее. Мы с тобой это знаем, правда? Это наша козырная карта. Так ее увидят миллионы! «Палома Бланка» будет уже курортом с твердой репутацией еще до открытия. Хэнк ответил слабой улыбкой.

– Я понял. И потом мы продадим ее?

– Правильно. В марте. А ты как думаешь?

– Колоссально, – его улыбка перешла в усмешку. – Феноменально. Аж дух захватывает.

Тодд почти сиял. Откинувшись в своем кресле, он поцеловал Катрину в щеку, потом спрыгнул и пошел в гостиную, вернувшись оттуда с сигарой.

– Подожди минутку, – сказал Хэнк, нахмурившись и покачав головой. – Ты собираешься рассказать Карьеру об этом аукционе?

– А почему бы нет? – спросил весело Тодд.

– А вдруг он с этим не согласится? И попадешь опять в ситуацию. Морони нужно письменное предложение…

– Мы дадим Карьеру некоторые преимущества. Я не прошу у него что-то за просто так, – сказал Тодд все так же весело, выпустив облачко голубого дыма. – Мы ему честно расскажем об аукционе, но дадим ему исключительные права. Он дает нам письменное предложение сейчас, а взамен получает право давать любые цены на аукционе. Это ставит его в преимущественное положение. Он может просто сидеть на аукционе, зная, что, как бы ни повысилась цена, он может повысить ее на пять процентов и получить «Палому Бланку». Это его полностью успокоит.

Хэнк налил себе еще пива в кружку и поставил бутылку под стол.

Чувствуя, что он с ним не согласен, Тодд посмотрел на него.

– Что тебя беспокоит?

– На первый взгляд, ничего особенного. Это только справедливо будет, поступить с ним таким образом, я так думаю, но Карьеру это не понравится. Он будет до ужаса испуган аукционом.

– И что? Если этот жадный негодяй сделает нам сейчас соответствующее – благородное – предложение, тогда никакого аукциона не будет. Он может купить это место сейчас по нормальной цене. А может остаться на своей позиции в девять миллионов и занять преимущественную позицию на аукционе. Пусть выбирает. Я думаю, что для него это замечательная сделка, – усмехнулся Тодд. – А кроме того, у нас есть еще другой парень, Рус. У него есть связи с крутыми мужиками. Представь, как они среагируют на наше телевизионное шоу? – Он широко раскинул руки, словно хотел обнять весь мир. – Это просто невероятно, Хэнк. Я думал, что мы без последней рубашки останемся, а мы можем еще какую-то прибыль получить.

Хэнк уставился в ночное небо, словно ища там Бога. Он даже сложил руки вместе, словно собирался молиться.

Чувствуя облегчение оттого, что тревога ушла с лица Хэнка, Тодд все еще ощущал свою вину из-за того, что вызвал эту тревогу. Поежившись в своем кресле, он начал:

– Я знаю, что это значит для тебя, Хэнк. Скажем прямо, я знаю, что «Палома Бланка» – это твое детище. Ты нашел это место, ты даже купил его еще до того, как мы стали партнерами. Потом ты нашел настоящего архитектора и трудился вместе со строителями. Ни одно решение на строительстве не принималось без твоего участия!

– Но это была моя сторона контракта. Мои обязательства…

– И ты это сделал как надо. «Палома Бланка» действительно твое творение. Поэтому я могу понять…

– Постой, – Хэнк протестующе поднял руки. – Я разве когда-нибудь говорил, что хочу владеть отелем всю свою жизнь? Мы ведь всегда собирались продать его, верно? Достроить его и продать. В этом ведь и состояла наша идея? Так сейчас мы одним ударом покончим со всем.

Тодд посмотрел на него с удивлением. Они часами говорили о том, как построят «Палому Бланку», откроют ее, будут финансировать, но, насколько он помнил, они никогда не говорили о том, сколько времени они будут владеть ею.

– Я хочу сказать тебе, – усмехнулся Хэнк, не своей обычной усмешкой, но все-таки усмехнулся. – Я получал удовольствие, организуя здесь строительство. Правда. Но я не хотел владеть гостиницей. Я и так уже устал от своего ресторана, я бы и от отеля устал. Я хочу, чтобы все развивалось, было в процессе, не стояло на месте. Вчера вечером один парень в ресторане предлагал мне одно местечко на Сейшеллах, которое может быть очень дешевым…

– Бог мой! Ты еще раз хочешь пройти через это? – Тодд откинулся на кресле в изумлении. – Тебе нравится делать это?!

Не отвечая, Хэнк встал, пошел в бар, притащил оттуда табуретку, похлопал по карману в поисках сигарет, вытащил одну и закурил. Потом он сел на табуретку и повернулся к ним лицом. Что-то в его лице снова обеспокоило Тодда. Усмешка исчезла с его лица, и на нем появилось то же самое выражение неудачника, которое было у него, когда он пришел к ним. Когда он посмотрел на Тодда, тот отвел взгляд в сторону, как будто избегая смотреть ему в глаза.

– Я должен тебе сказать кое-что, – начал он. – Я собирался тебе сказать, как только пришел, но вы мне не дали.

Инстинктивно Тодд испугался того, что может произойти. Ему захотелось напомнить Хэнку об этой хорошей новости, снова возвратить атмосферу надежды и оптимизма, но он молчал, вздрагивая от возможности новой катастрофы.

– Ну что? – спросил он его со страхом.

– …правда в том, что я весь день чувствую себя виноватым.

– Ты? Ты чувствуешь себя виноватым?

Хэнк кивнул.

– Понимаешь, я всегда полагал, что смогу сделать это. Ты знаешь, найти место, нанять архитектора, работать со строителями и создать развивающееся дело – это мой конек. Это было нечто, в чем я всегда считал себя специалистом…

– Ты и есть специалист, – перебил его Тодд. – Ты доказал это.

– Но ты не знаешь, что я обсуждал дело с несколькими парнями, прежде чем заключил контракт с тобой. – Избегая взгляда Тодда, он начал искать пепельницу и увидел ее в баре, встал, принес ее и поставил рядом с собой. Когда он снова сел, то сказал: – Лучший процент от сделки с ними был около пятнадцати, и я сказал: хрен с ними, я заслуживаю большего, мне нужно пятьдесят процентов. В конце концов, как ты и сказал, я заключил эту сделку, нашел архитекторов и все остальное. Мне нужна была половина. Вот что я сказал себе. А правда в том, что я пожадничал. – Первый раз за все время он посмотрел Тодду прямо в глаза. – Деньги всегда были говенной стороной дела. Я это знал еще до того, как мы начали, но я вроде как втянул тебя в это. Я всегда ожидал, что ты вернешься и скажешь, что единственный путь набрать деньги – это созвать консорциум и поделить пирог. Но ты сам что-то понимал в зарабатывании денег и потом, вот… – он пожал плечами. – Когда ты сказал, что связался с теми людьми в Париже, я молчал. – Он смотрел на Катрину с просьбой о понимании или даже прощении. – Если кого-то и винить за это дерьмо, в котором мы оказались, так это меня, за то, что я был таким жадным. Если бы я не настаивал на пятидесяти процентах, все было бы по-другому.

Тодд был слишком удивлен, чтобы говорить. В другом настроении, в других обстоятельствах, он, может быть, и почувствовал бы, что его подвели, даже предали, но его первой реакцией было облегчение, а не гнев.

– Мы заглотнули больше, чем смогли прожевать, вот и все, – сказал он. – Мы оба были жадинами. Я не жаловался на получение пятидесяти процентов, правда же? Тем не менее, что произошло, когда с деньгами начались проблемы? Ты продал «Мечту американца». Это не было частью начального контракта. А также подключение доходов с… «Вороньего гнезда».

– Я ведь не полное дерьмо, – резко проговорил Хэнк, он выглядел оскорбленным. – Я видел, через что тебе приходилось пройти. Конечно, я продал «Мечту американца». Каждый цент, который я получил с этого, пошел в это…

– Ну и вот, – перебил Тодд, пожав плечами. – Пятьдесят на пятьдесят. – Он мимоходом посмотрел на Катрину, боясь, что признание Хэнка откроет старые раны.

Но Катрина улыбнулась.

– Суть в том, что мы продаем ее. Вот и все, что имеет значение.

– Точно, – сказал он, соглашаясь, прежде чем посмотреть на Хэнка. – Спасибо, что подсказала мне. Это делает меня менее виноватым.

– Но это и должно быть так. Ты не должна чувствовать себя виноватой. И не говори, что я должен получить деньги сначала. Мы начали как партнеры, должны так же и закончить, – сказал Хэнк Катрине с прежним энтузиазмом, как будто сбросил с себя груз и почувствовал себя таким же оптимистом, как и они.

А они были оптимистично настроены. Чем больше они говорили, тем больше убеждались в том, что «Барзини в „Паломе Бланке"» решит все их проблемы. Одной замечательной идеей Катрина и Шарли вытащили их из ямы, и что казалось Тодду наиболее замечательным, так это то, что они все были согласны насчет того, как жить дальше. И было правдой то, что он сказал. Признания Хэнка облегчили его вину, хотя бы по отношению к нему самому. Шарли – это дело другое. Он до сих пор страдал из-за вины перед Шарли, но все, что он мог сделать, это то, что он сейчас делал, и как можно быстрее вернуть деньги.

– Так что мы собираемся делать? – спросил с ожиданием Хэнк. – Когда мы проведем переговоры с этими парнями?

– Завтра, – быстро сказала Катрина. – Осси пока нет, он уехал в Штаты, но Майк Томпсон прилетает завтра. Если ему понравится то, что он увидит, они подпишут контракты. Убедите его – и мы в деле.

Тодд был уверен в том, что он достигнет успеха в деле добывания бумаги для Морони. Он был уверен, что Карьер напишет свое дурацкое предложение, а если с Карьером возникнут какие-то трудности, то был еще Рус. Он был уверен в том, что хотя бы один из них напишет предложение. Что он не учел, так это другие тупики, в которые его загоняли.

Время было всегда его врагом. Ничто другое не доводило его так, не держало в таком напряжении, как время.

Для начала «Палома Бланка» не могла быть закончена в феврале. Они знали это, но когда Хэнк сказал:

– Этот парень Томпсон не будет снимать сразу все, правда ведь? Если он даст нам преимущества выбора, мы можем тут кое-что подработать. Гавань почти закончена. Яхт-клуб будет завершен к Рождеству. Основное здание отеля еще долго не будет готово, но издалека он выглядит законченным…

– Да, если снимать фильм! – закричала Катрина. – Конечно, Майк будет согласен. С ним не будет проблем.

И она была права, потому что «Палома Бланка» задорого продала себя на следующий же день. Майку Томпсону она очень понравилась. Его визит – он прибыл утром и собирался улететь в шесть часов вечера – не мог пройти лучше. Томпсон был высоким, крупным, атлетическим мужчиной, полным энергии, он обошел все место, делая фотографии и наговаривая информацию на магнитофон, Тодд ходил рядом, поддакивая, и тащил Катрину и Хэнка за собой, и все составляли списки различных дел.

– Как насчет этого? – спрашивал Томпсон.

– Нет проблем, – уверял его Тодд.

– А насчет того?

– Сделаем, – обещал Хэнк.

Это был действительно триумф оптимизма. А Катрина еще глубже влезла в дело, так как после того, как Томпсон провел много времени, выбирая платформы для камер и различные углы съемки, он сказал, что ему понадобится человек для работы днем. Все посмотрели на Катрину, и работа досталась ей. А кому еще? Тодд был занят преследованиями Карьера и этого другого парня, Руса, у Хэнка и без того было полно работы, Шарли четыре дня в неделю работала на Боба Левита…

Вот в чем и было дело. Не хватало людей. Их никогда не хватало. Проект страдал от несоответствия вложенных денег и количества людей с момента его возникновения. И еще одна нехватка беспокоила их.

– Проблема во времени, – признался Тодд Томпсону по дороге в аэропорт. – Но мы справимся, не беспокойтесь.

Он на всякий случай скрестил пальцы, так как подумал об огромном количестве работ, которые должен был провести Хэнк, и о своих проблемах, которые ждали его в Лондоне, и о необходимости получить письменное предложение для Морони.

К его удивлению, Томпсона тоже беспокоило время.

– До конца февраля только три месяца, – сказал он. – Поверьте мне, три месяца – это ничто, когда речь идет о деле, таком грандиозном, как это.

И Тодд выслушал монолог о проблемах другого человека. Как и большинство людей, он мало понимал в том, как делаются телевизионные передачи или продаются кассеты. Он ошеломленно слушал, как Майк говорил о трудностях в расписании телевизионных программ и огромном промежутке времени между началом создания передачи и выходом ее на экран.

– Здесь они, конечно, сделают исключение, – уверенно сказал Томпсон. – Это что-то уникальное с международным оттенком. Такое может никогда и не повториться. Но мне надо это подать как надо. Мне нужно как сумасшедшему бить в барабан, а это означает, что надо начинать завтра.

– Завтра воскресенье, – напомнил Тодд.

Когда Томпсон в ответ рассмеялся, Тодд понял, что сморозил глупость. У Тодда была масса знакомых телевизионщиков в разных странах мира, которым он мог позвонить домой, несмотря на воскресенье.

– Но я начинаю им заниматься только на основании устного соглашения, – сказал он, вдруг строго поглядев на Тодда. – И, если быть честным, это меня немного тревожит. Я хочу получить твердые контракты, и как можно скорее.

Тодд был согласен. Он тоже хотел получить надлежащие документы. Чем быстрее, тем лучше. Поэтому он принял предложение встретиться в Лондоне в понедельник, несмотря на множество других дел.

Сначала он намеревался в понедельник решить множество проблем в «Тодд Моторс».

И еще ему предстоял полный рабочий день в Оуэнс.

И не надо было забывать о том, что ему надо было переговорить с Русом и вылететь в Париж на встречу с ним.

Но когда Томпсон предложил встретиться, он ответил ему:

– Да, хорошо, мы можем организовать встречу в понедельник.

Он видел, что у него не было другого выбора. «Барзини в „Паломе Бланке"!» было его спасением. Преимущество надо было отдавать этому делу. В десять часов утра, снова за своим рабочим столом, снова в Лондоне, он уже снова попал в беду. Передав еще одну информацию для Филиппа Руса, он был ужасно рад, когда тот перезвонил через час, но разговор оказался довольно странным. Голос Руса был очень осторожным, немного неопределенным. Он признал, что летал в «Палому Бланку», но отказывался согласиться с тем, что работал на возможного покупателя. Он клялся, что был на Майорке в отпуске и зашел на строительство из чистого любопытства.

«Да, конечно, – думал Тодд. – Ты там не в отпуске был. Ты был там по делу, если уж зашел к нам».

– Жаль, что вы не надели вашу «деловую» шляпу, – сказал он. – Один из ваших клиентов может упустить выгодный шанс.

Но даже когда Рус узнал, что «Палома Бланка» будет продаваться, он продолжал все это отрицать.

Отбросив всякую осторожность, Тодд начал описывать концерт Барзини, отклик прессы, который все это может вызвать, и наконец Рус начал реагировать так, как надо. Его отношение сразу переменилось. Он был не состоянии скрыть свой интерес и начал задавать вопросы.

Тодд превознес все достоинства курорта, как только мог.

– Будьте уверены, полмира будет смотреть этот концерт по телевидению… потому что, ведь как это будет называться, «Барзини в „Паломе Бланке"!», великолепное название, правда? Совершенно точно, что это состоится… в феврале, в начале сезона, перед самым открытием…

Его энтузиазм наконец принес некоторые плоды, потому что десять минут спустя Рус сказал, что он, наверное, будет в своем лондонском офисе в среду.

– Правда, не обещаю, – осторожно произнес он. – Но в случае, если у меня это получится, может быть, мы сможем встретиться?

Тодд чуть не закричал. В среду он планировал полететь обратно на Майорку, чтобы встретиться с Карьером. Однако он тут же сказал себе, что Карьер – это один представитель отельного бизнеса, в то время как Рус работал на сотни таких людей. Рус объединял в себе целое общество. Поэтому он спросил его:

– Вы сможете точно сказать мне в среду утром?

– Полагаю, что да.

– Хорошо, с нетерпением жду вашего ответа.

Он чувствовал, что готов разорваться, желая быть сразу в двух местах. Еще один звонок, пятнадцать минут спустя, вызвал еще большее напряжение ситуации. Звонил Майк Томпсон, назначая двухчасовую встречу в Линкольнс Инн, в офисе Карлинга, Льюиса и Вудса, адвокатов Осси Келлера в Лондоне.

– Я тоже приду со своим адвокатом, – сказал он. – Вы приходите со своим человеком, и мы попытаемся решить все вопросы побыстрее. Если у людей Осси возникнут какие-либо проблемы, им придется позвонить ему в Нью-Йорк.

Что мог сказать Тодд?

– Прекрасно, – ответил он. – Я там буду. Потом он позвонил своему адвокату, Бернарду Фрэнсису в Хэмпстеде.

– Берни, ты нужен мне, чтобы уладить кое-какие дела…

К этому времени Катрина уже уехала в контору. Она с утра целый час объясняла все миссис Бриджес.

– Все очень просто, миссис Бриджес, в будущем я не смогу быть здесь по утрам, потому что я буду в конторе у мужа, поэтому спокойно заходите и начинайте работать…

Он мог бы послать Катрину на встречу с юристами. Он мог бы послать кого-нибудь еще, но встреча была очень важной, и нельзя было поручать это кому-нибудь, даже собственной жене. К тому же, Берни Фрэнсис почти ничего не знал о «Паломе Бланке». Он даже и на вопросы не смог бы ответить, не говоря уже о том, чтобы принять решение. И даже Катрина не очень хорошо знала вопрос. Да и опыта у нее поменьше. Да и…

В общем, ему нужно было пойти. Поэтому, вместо того, чтобы решать срочные проблемы в Килбурне, он прояснил самые срочные вопросы, не выходя из кабинета, подписал несколько писем и полдюжины счетов – и поехал в Линкольн Инн вместе с Катриной.

– Промедление смерти подобно, – предупреждает Сервантес в Дон-Кихоте, но Тодд не намеренно откладывал какие-либо дела, он, наоборот, набирал обороты, но ведь все занимало столько времени! Та же встреча в Линкольн Инн. Она прошла хорошо. Они продвигались вперед, в атмосфере взаимопонимания и гармонии, ни на кого за столом переговоров нельзя было пожаловаться, но все-таки изначально присутствовали три группы юристов, представляющих интересы трех разных людей, и в шесть часов вечера их работа была еще не закончена.

– Но мы далеко продвинулись, – сказал кто-то из адвокатов, Карлинг или Льюис. – Предлагаю продолжить в десять завтра утром.

Тодд даже застонал про себя. У него не было другого выбора, кроме как согласиться, но когда он кивнул в знак согласия, старый совет Сэма пришел ему на ум. «Бизнес – как огород, – говаривал Сэм, – пропалывай, ухаживай каждый день – будешь королем. Забрось его – окажешься нищим».

То, что он забросил автомобильный бизнес, не имело решающего значения. Он полагал, что у него нет другого выбора. Остаться в живых и не попасть в тюрьму – вот что было главным, и для этого он должен был продать «Палому Бланку» по самой высокой цене. Он работал над этим не покладая рук, но проблемы, которые накапливались в «Оуэнс» и «Тодд Моторс», уже начинали сказываться.

Правда, больше всего его радовало то, что он начинал выигрывать. Они замечательно продвинулись. После того, как они расстались с юристами, он пошел выпить с Майком Томпсоном в паб на Чэнсери Лэйн. Майк был в восторженном настроении. Уверенный в том, что работа над контрактами будет завершена утром, он с большим энтузиазмом говорил о своих воскресных телефонных звонках.

– Я получил фантастическую поддержку, – говорил он, улыбаясь до ушей. – Если удача улыбнется мне, я подпишу на это дело Би-Би-Си и РАИ на следующей неделе!

По правде говоря, они двигались даже быстрее, чем кто-либо из них осмеливался предположить.

Томпсон уже сейчас был так уверен в успехе, что даже сообщил новость двум корреспондентам.

– Я немного поторопился, – сказал он. – Ох, уж и напишут они завтра! Но мне действительно необходима небольшая реклама. Правду сказать, я собирался сказать вам, что, как только контракты будут подписаны, мы должны собрать пресс-конференцию, чтобы сделать формальное заявление. Вы сможете это организовать?

Брови Тодда полезли вверх. Пресс-конференции не были обычным делом в автомобильной торговле.

– Конечно, я вам помогу, – сказал Томпсон. – Но вы должны быть хозяином бала. В конце концов, это вы представляете «Палому Бланку». – В его голосе прозвучало легкое колебание. – Я не хочу быть грубым, так что не обижайтесь, – сказал он. – Но умеете ли вы как следует бить в барабан? Ну, знаете, создавать рекламу?

Глаза Тодда сверкнули.

– Что вы имеете в виду?

Все оказалось на первый взгляд очень простым, когда Томпсон объяснил, и, конечно, Тодд, оставаясь самим собой, хотел организовать огромнейшую пресс-конференцию, какую только можно купить на их деньги. Он хотел, чтобы Барзини скорее прилетел из Нью-Йорка. Он хотел пригласить всех музыкальных редакторов и журналистов Лондона.

– А достаточно ли только из Лондона? – спросил он, притащив еще кучу напитков из бара. – А если со всего мира? Но как мы их достанем? У них есть представительства в Лондоне?

Он хотел подключить к этому делу также всех журналистов, пишущих о путешествиях.

– Держу пари. Они будут писать статьи с публикациями в Новом году! Начало Нового года – это лучшее время для того, чтобы заказывать путевки.

И так он втянулся еще в одно дело, отложив автомобильный бизнес еще в более долгий ящик, но это опять-таки было разумным – потому что все автомобильные дела могли возродиться только после поправки дел с Паломой Бланкой. Поэтому он принял это решение, даже не рассуждая. Но следующее предложение уже его остановило.

– Как насчет среды? – предложил Томпсон, раскрыв свою записную книжку и положив ее перед собой. – Семнадцатое декабря. Мы не можем это откладывать, поскольку у нас еще куча дел, и еще потому, что надвигается Рождество. – Он даже застонал, подумав об этом. – О Боже, как же я ненавижу Рождество. Все останавливается. Никого не достанешь…

Катрина даже онемела, когда услышала это. Никогда еще в жизни не было у нее такого Рождества, она и не чувствовала его. Пусть даже и паб был украшен еловыми веточками и серпантином, она даже и не подумала о празднике. В прошлые годы она в это время пекла пирожки, украшала дом, наряжала елку. Софи и Глория приходили со своими кавалерами, а Тодди изображал Санта-Клауса в больнице Вест-Хэмпстеда.

– Семнадцатое, – пробормотала она, глядя на Тодда. Еще раньше, по пути в Линкольн Инн, он рассказал ей про Руса и про его решение не лететь на Майорку в среду.

Инстинктивно она вздрогнула, с ненавистью подумав о задержке, несмотря на его обещание полететь туда в четверг или пятницу.

– Может быть, это и лучше подойдет Карьеру, – сказал он бодро. – Дадим ему время прийти в себя после путешествия. У нас еще есть время. До семнадцатого.

– Семнадцатого, – повторил Тодд, успокоив ее взглядом, ободрив ее улыбкой. – Мне это подходит, если это подойдет Катрине. – Ей нужно сделать большую часть работы.

После этого они сосредоточились на подборе соответствующих людей, рассылке приглашений людям, на которых Томпсон мог положиться, организации стендов для фотографий «Паломы Бланки», организации обедов, напитков и прочем.

Когда Катрина записала всю работу, которую ей предстояло сделать, она пожалела, что не сможет привлечь к этому Шарли, хотя об этом нечего было и думать. Она с ней уже разговаривала дважды, один раз на Майорке, после визита Томпсона, и прошлым вечером, когда они вернулись в Лондон. У Шарли был такой голос… Катрина нахмурилась и попыталась найти точные слова, чтобы описать голос Шарли. Взволнованный, удовлетворенный и даже немного завистливый, из-за того, что она не видела триумфа поездки Майка Томпсона, но и немного обеспокоенный…

– Я попрошу помочь Глорию и Софи, – сказала она. – Я позвоню им утром. – Она улыбнулась Томпсону и объяснила: – Это мои подруги. Здесь уже примешь любую помощь, ведь правда?

И вот наконец этот день завершился. Понедельник, восьмое декабря, и Тодду оставалось меньше недели до его новой встречи с Морони.

Вторник начался прекрасно, не предвещая никаких бед. Когда Герберт заехал за ними, Тодд и Катрина уже были готовы и ждали его, намереваясь провести час в офисе, перед тем как поехать в Линкольн Инн. Сюрпризы начались, как только Тодд открыл дверь в переднюю. На ступеньках стоял Герберт, помахивая газетой.

– Черт возьми, босс! Ну вы и темная лошадка. Я про это ничего не знал.

В газете, на седьмой странице, была помещена фотография «Паломы Бланки» и рядом фотография Энрико Барзини.

Заголовок гласил: «Международный концерт на новом роскошном курорте! «Палома Бланка», которая находится на Майорке, в будущем станет самым роскошным местом отдыха на Средиземном море. Она начнет свою курортную жизнь с постановки одного из самых блестящих концертов года».

Статья занимала треть страницы. Тодд прочитал ее вслух по пути в офис. Он прочитал ее дважды, а некоторые места и трижды. Он поддразнил Катрину:

– Бог ты мой! Ты, оказывается, импресарио!

И она тоже поддразнивала его, а заодно и себя, и на несколько минут они забыли про Морони и про их отчаянную борьбу со временем.

– Подожди моей встречи с Русом, – радостно улыбался Тодд. – Я возьму с собой эту газету на Майорку и покажу Карьеру. Представь его реакцию! Это наверняка поднимет цену. А это то, что нам надо.

Это было таким хорошим предзнаменованием, что они прибыли в офис в прекрасном настроении. Катрина обосновалась в главном помещении и начала обзванивать банкетных заправил, чтобы найти подходящих людей для пресс-конференции, а Тодд пошел к себе в кабинет и занялся разбором почты вместе с Сэлли.

Сэлли разозлилась на то, как развивались события в Килбурне.

– Ты должен сделать что-то, – говорила она, вся красная и встревоженная. – Они увеличивают расходы, это уж я точно знаю, и неизвестно, что они еще собираются сделать.

– Я займусь этим после обеда, – пообещал он. – Вот только с юристами закончу.

Среди писем один конверт Сэлли оставила нераспечатанным. Письмо было из Парижа, с пометкой «конфиденциально». В конверте было письмо от Лапьера, в котором было требование о получении письменного предложения на «Палому Бланку» не позднее семнадцатого числа.

«Как согласовано», было сказано в письме, как будто соглашение было принято за бутылкой в баре, а не под угрозой смерти. Ненужное напоминание заставило Тодда покрыться холодным потом. И еще оно разозлило его. Ему захотелось позвонить по телефону и заорать в трубку:

– Идите вы к такой-то матери! Не стойте у меня за спиной! Я делаю все, что могу!

Но, выпив чашечку кофе, он немного успокоился. Хуже не будет, если он расскажет Лапьеру про «Барзини в „Паломе Бланке"!». Это создаст дополнительные гарантии. И, может, Лапьер имеет какое-то влияние на Морони. Конечно, это было только предположение, и он был в этом не уверен, но и на предположениях стоило играть, и он сыграл на нем, и, к его удивлению, разговор с Лапьером оказался небезрезультатным.

Маленький француз был очень заинтересован в концерте Барзини. Он, оказалось, был его поклонником. Тодд так удивился этому, что нечаянно предложил ему:

– Приходите на пресс-конференцию в следующую среду. Есть шанс, что Барзини там будет.

На секунду Лапьер замолчал. Потом он обдумал дату и замолчал снова.

Тодд знал, о чем он думает.

– У меня будет письменное предложение к тому времени, – уверенно произнес он. – Не беспокойтесь. Я прилагаю все усилия к тому, чтобы продать «Палому Бланку»!

И получил любопытный ответ.

– Я знаю, – сказал Лапьер. Не «Хорошо», или «Удачи вам», а просто: «Я знаю».

Тодд сначала ничего не понял. Только потом, когда он поехал вместе с Катриной в Линкольн Инн, прокручивая в голове этот разговор и удивляясь тому, что кто-то из работающих на Морони оказался поклонником музыки, ему пришло в голову, что то самое лапьеровское «Я знаю» прозвучало очень странно. Но как следует обдумать это у него не хватило времени, потому что тут же другая мысль пришла ему в голову:

– Черт! Рус обещал позвонить мне! – Он взглянул на часы. – Ну, ладно, нечего волноваться, я сам позвоню ему из Килбурна.

Но даже этого не произошло. Он не попал в Килбурн. Сначала все участники встречи захотели обсудить статью в газете, и только через полчаса они приступили к работе. Во время рабочего обеда, состоявшего из сэндвичей, принесенных из паба напротив, в три часа дня Тодд отвел Фрэнсиса в сторону.

– Бог мой, Берни, неужели ты не можешь все провернуть поскорее? Неужели необходимо обсасывать каждую мелочь? Сколько еще это все продлится?

– Мы и так замечательно продвигаемся, – запротестовал он. – С такой скоростью мы уже к вечеру получим готовые контракты.

И он оказался прав. В восемь часов, после того как шесть различных проектов были отпечатаны и отвергнуты, версия номер семь получила всеобщее одобрение. Ручки наконец были вытащены из карманов, мелькнули в воздухе, коснулись бумаги, и контракты были подписаны. «Барзини в „Паломе Бланке"!» официально вступил в жизнь!

Юристы восхищались тем, что они успели сделать это за столь короткое время. Карлинг вздохнул с чувством удовлетворения:

– Слава Богу, что нечасто нам приходится работать в таком диком напряжении…

– Напряжение! – фыркнул Тодд по пути домой. – Они и понятия не имеют о напряжении. Вечно эти юристы делают слонов из мух. Ведь все уже было согласовано с Томпсоном в Майорке.

– Ну да, спасибо, – сказала Катрина с негодованием. – А я-то думала, прости меня, что это я согласовала все в Джерси.

Он рассмеялся, она тоже, и снова на секунду они забыли о своих тревогах. На секунду они снова стали просто мужем и женой, как и любая другая пара.

– Едем домой, в наш дом, – мягко сказала Катрина, пока машина подъезжала к дому. Когда они поднимались по ступенькам, она взяла его за руку.

– Я вспоминаю, как мы здесь прожили первый год, – сказала она. – Перед этим отпуском. Тогда мы поехали на Майорку. Кажется, мы тогда были сами собой, просто я и ты. – Она чуть было не сказала: «И в наш дом не врывались такие бандюги, как этот Морони». Вместо этого она произнесла:

– Хороший был тогда год, верно ведь?

Он помолчал минутку, поворачивая ключ в замке, наполовину открыв дверь.

– Не беспокойся, – сказал он, обняв ее. – У нас еще много-много хороших лет впереди.

Но через десять минут все изменилось.

– Он никогда не был таким разозленным, – сказала Сэлли по телефону. – Он звонил три раза. Последний раз, когда он звонил, он сказал, что, если нельзя поговорить с тобой, он поговорит с твоим финансовым директором. Мне пришлось дать ему номер Мэнни.

– Да, ты правильно поступила.

– Мэнни перезвонил и сказал, что он назначил встречу на одиннадцать утра. Он сказал, что пойдет с тобой.

Катрина взглянула на его лицо, когда он положил трубку.

– Проблемы?

Тодд пожал плечами.

– Смитсон, из банка. Хочет встретиться утром. В общем, нечего беспокоиться.

Но он ошибался. Смитсон намеревался заставить его как следует побеспокоиться.

– Это просто последняя капля! – Смитсон указал на газету. Он читал ее, когда они приехали, или, скорее, перечитывал, и казалось, что он выучил наизусть каждое слово из статьи про Барзини в «Паломе Бланке». Сейчас газета лежала на столе, но он поднимал ее несколько раз, только чтобы отбросить ее обратно с чувством ярости и отвращения.

Тодд устало провел рукой по волосам.

– Я только что сказал вам, что сам концерт не будет стоить нам ни пенни. Дело не в том, что я трачу большие деньги. И это не спекулятивное предприятие. Кроме того, я уверен, что вы будете довольны, если мы продадим «Палому Бланку».

Но полчаса спустя Смитсон оставался все таким же. Он Тодду никогда не нравился. По его мнению, Смитсон был противный, толстозадый, себялюбивый придурок. Они уставились друг на друга с нескрываемой взаимной враждебностью. Тодд еще острее почувствовал потерю старика Гарри Ларкинса.

– Это отдельное дело не имеет ничего общего с банком, – со злостью говорил Смитсон. – Мы с самого начала ясно высказали наш взгляд. И мы не ждем от этого никакой прибыли. Но вы вложили в это дело часть ваших автомобильных средств и, я вижу, не собираетесь останавливаться. А теперь вы еще собираетесь потерять кучу денег с этим концертом!

Тодд чуть не ударил его.

– Это не я буду осуществлять постановку концерта, – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Это организация Майка Томпсона ставит концерт. Почитайте-ка повнимательнее! – Он указал ему на контракты, которые принес с собой. – Они были подписаны только вчера, но все здесь ясно написано, черным по белому.

Смитсон брезгливо оттолкнул контракты кончиками пальцев.

Тодд еще раз попытался убедить его.

– Может быть, вы подумали, что это плохая новость в газете. Нет. Это хорошая новость, и это только начало. На следующей неделе у нас будет пресс-конференция, и, создав соответствующую рекламу концерту, который состоится в феврале, мы проведем аукцион. К этому времени каждый, кто занимается отелями, будет знать о «Паломе Бланке»…

– Я не могу ждать так долго. Делайте аукцион сейчас.

Набравшись терпения, Тодд сосредоточился на своей задаче.

– Хорошо, – сказал он, так мягко, как только мог. – Я уже все запустил в действие. Я уже организовываю встречи со всеми людьми. Если бы вы не дернули меня сегодня утром, я бы уже сидел на переговорах с «Альсруер, Вормак и Рус». И в пятницу я вылетаю на Майорку, чтобы посмотреть…

– И кто же за это платит?

– За что?

– Хотя бы за ваши билетики? И все эти дополнительные расходы. И еще, ко всему прочему, вы должны еще платить за вашу пресс-конференцию. Тратите, тратите и тратите! Это все, что вы делаете, мистер Тодд, и это не имеет никакого отношения к «Тодд Моторс» или к «Оуэнс». Вы только и занимаетесь этим вашим курортом на Майорке…

– Да, я собираюсь продать его, черт вас побери! – раздраженно ответил Тодд, и жар бросился ему в лицо.

– Вы только надеетесь продать его. После этого самого концерта. И при этом ожидаете, что банк должен вас финансировать. Ну, так вот, это не пройдет, мистер Тодд. Не пройдете! И забудьте про этот ваш концерт в феврале…

– Как это я могу забыть про него? – Голос Тодда перешел в рычание. – У нас будет куча предложений после этого концерта. У нас будет толпа представителей, желающих приобрести отель. Мы продадим его с прибылью, и все наши проблемы завершатся!

– И сколько же это будет стоить нам, пока вы их будете решать? – холодно спросил Симтсон. Он поднял руку в знак протеста. – Нет уж, дайте мне сказать! Ответ будет: я перестаю выплачивать вам деньги начиная с сегодняшнего дня!

Тодд в ужасе отшатнулся, как от удара. Он в тревоге взглянул на Мэнни. Смитсон сказал:

– Я вас неоднократно просил сократить расходы…

– Я все вам покрою после этого дурацкого аукциона!

– А мне нужно, чтобы вы покрыли все это сейчас!

– Не будьте идиотом! – рявкнул Тодд. – Я не могу сделать этого сейчас!

Мэнни чуть подался вперед.

– Мистер Смитсон, – сказал он мягко, спокойным голосом. – Мистеру Тодду необходимо время, вот и все. Кроме того, его жена собирается унаследовать огромную сумму по завещанию отца.

– Да, да, – горячо воскликнул Тодд. – И это будет для меня настоящей удачей.

– Да, уж вам она не помешает, – сказал резко Смитсон. – Вы должны нам два миллиона, и это гораздо больше того, о чем мы договаривались…

Да, это была не встреча великих умов. Смитсон не собирался дать себя уговорить. Он принял решение еще до их прибытия и оставался при своем мнении.

– Единственные чеки, которые мы будем принимать от вас в будущем, это чеки, касающиеся автомобильного бизнеса, но и здесь я потребую от вас счета. Чеки на что-либо еще приниматься не будут.

Тодд был в ужасе. В течение минуты он не мог говорить.

– Но вы сошли с ума, – запротестовал он. – Чем больше мы получим от аукциона, тем больше средств пойдет на автомобильный бизнес. Это ведь очевидно. Разве не так? – Не ожидая, пока Смитсон ответит, он заспешил: – Если получу восемнадцать миллионов, я все оплачу, включая те два миллиона, которые вам должен. И я получу гораздо больше от аукциона. Поэтому мне надо только продержаться до того момента, как…

– А это ваши проблемы. Меня интересует только то, что происходит сейчас. Если бы сейчас у вас было твердое предложение, тогда было бы другое дело…

Тодд взорвался.

– О Боже! У нас уже есть одно предложение.

– Да? – резко сказал Смитсон. – Вы мне не говорили. И сколько вам предлагают?

Ругаясь про себя, Тодд обхватил голову руками. Потом он попытался объяснить, что предложение Карьера было только началом.

– Никто ведь не начинает сразу с большой цены, верно? Вот поэтому-то я и хотел встретиться с ним…

У Тодда не было ни единого шанса выпутаться из этой ситуации.

– Девять миллионов! – Голос Смитсона перешел в визг. – Вы только что признали, что вам нужно вдвое больше! Боже мой, все обстоит еще хуже, чем я ожидал!

И уже ничто не могло помочь. Смитсон стучал пальцем по столу, Тодд возражал, но встреча, которая и началась-то плохо, закончилась полной катастрофой, когда Смитсон сказал Мэнни:

– Мне нужны немедленные предложения, чтобы покрыть этот долг. Немедленные, понимаете? И письменные. Мне все это надоело.

Он обращался к Мэнни, а не к Тодду, делая таким образом Мэнни ответственным за все предложения, и эту ответственность Мэнни спокойно принял на себя: встреча была почти завершена.

Они ушли из банка молча, расставшись в атмосфере враждебности. Тодд даже не пожал руку Смитсона.

После этого они зашли в кафетерий через дорогу. Их настроение вряд ли могло быть хуже. Найдя свободный столик в углу, Тодд устало опустился на стул, а Мэнни подошел к прилавку и взял две чашечки кофе.

Тодд был в отчаянии. Он кусал губы, когда Мэнни поставил перед ним чашку кофе.

– Чего он ждет от нас? – спросил Мэнни, отодвигая стул. – Что, мне надо что-то подсчитать? Тебе нужно время, а времени он тебе не даст.

Время! Тодд рассмеялся с горечью. Через неделю он будет мертв, если Карьер или Рус не дадут ему письменного предложения. И теперь еще это! Все валилось на него сразу! У него не было даже возможности съездить в Килбурн. У него даже голова разболелась: он не знал, что ему делать в первую очередь.

– Дурак набитый, – бормотал он, беря сахар. – Если он не будет принимать чеки…

– А он и не будет. Ты же слышал, что он сказал. Тебе не разрешено тратить больше ни пенни на «Палому Бланку». И даже эта пресс-конференция…

– Но как я могу сейчас остановиться? – застонал Тодд, – что я скажу Томпсону? И нам ведь нужна эта пресс-конференция. Мы должны продолжать это дело. Аукцион – это единственный выход.

– Но Смитсон не будет ждать. Нам срочно нужен другой банкир.

– Тогда найди такого. Мы собирались увидеться с этим Друри, но он сказал «нет».

Мэнни вздохнул и посмотрел в окно: стекло замутилось от пара.

– Мы не так уж старательно обрабатывали Друри. Ну да, он сказал «нет», но есть разные типы этого слова. Я чувствовал, что он хотел каких-то гарантий. Ты знаешь, что его беспокоило? «Палома Бланка».

– Вы два сапога пара, – буркнул Тодд. – Ты тоже никогда в это не верил.

– А кто говорил, что я верил? Ты прав. В то, что ты будешь управлять «Паломой Бланкой», я не верил никогда, но я верю в телепередачу. И я верю в тебя. А ты ведь продаешь «Палому Бланку»? – Глаза Мэнни засветились. – Это другое дело. Если я хочу сшить костюм, я иду к портному, если я хочу хорошо поесть, я иду в ресторан, если же я хочу что-то продать, – в его лице появилось одобрение, – ты – лучший купец из тех, кого я знаю. Таким образом, если я обращусь к Друри и скажу, что ты собираешься продать «Палому Бланку», он, может быть, перефинансирует тебя и заплатит Смитсону.

Тодд взглянул на него.

– Ты думаешь, у нас есть шанс?

– Если я смогу сообщить ему кое-какие хорошие новости, шанс будет.

– Ты имеешь в виду, какое-нибудь твердое предложение?

– Что же еще? Но не от этого же мошенника с Майорки, который хочет купить ее за полцены.

Избегая взгляда Мэнни, Тодд уставился в чашку с кофе. Он чувствовал, как таяла его надежда. У него было сильное желание рассказать ему про Морони и угрозу для его жизни, но он сдержался, зная, что, рассказав про Морони, ему придется рассказать и про Шарли. И вся гнусная история выплывет наружу. А Шарли этого не заслуживает. Она ведь зависит от его молчания. Он даже не хотел рассказать это Хэнку. Чем меньше людей будут знать про это, тем лучше. Поэтому вместо этой истории он стал говорить о том, как он планирует предоставить Карьеру исключительные права на аукционе.

– Я хочу, чтобы все это закрутилось, вот и все.

– Но девять миллионов? – сказал Мэнни с явным презрением. – Ты начинаешь с чересчур низкой цены.

Тодд уставился на него невидящим взглядом. «Девять миллионов – цена моей жизни».

Мэнни кивнул головой в сторону банка напротив.

– Он спустит курок, Тодди. Ты должен вернуться с лучшим предложением от Карьера. Что-нибудь поближе к реальной стоимости. Достань мне такое предложение, и у тебя будет новый банк.

Тодд молчал. Напряжение увеличивалось с каждым днем.

– А без этого, – сказал Мэнни, – ты не сможешь выжить. Смитсон тебя достанет. Он сделает все, чтобы вернуть свои деньги, он отберет у тебя все: «Тодд Моторс», «Оуэнс», твой дом – все.

– Все прошло прекрасно, – соврал он Катрине, вернувшись в офис. – Беспокоиться не о чем. Теперь со Смитсоном будет заниматься Мэнни, чтобы освободить нас для других дел.

К счастью, у Катрины было много других дел, которыми она занималась. И у Глории тоже, с того момента как она пришла в офис Катрине на помощь. К полудню они разослали сто тридцать приглашений, но список Майка Томпсона включал триста имен.

– Мы должны работать быстрее с почтой, – сказала Катрина, беря очередной конверт.

Сэлли, не говоря ни слова, присоединилась к ним, взяв несколько карточек к себе на стол.

Все работали изо всех сил, а Тодд думал изо всех сил. Мог ли он получить предложение от Карьера на сумму больше чем девять миллионов? А на чем стоял Рус? От него ни слова. Тодд позвонил в Лондонское отделение «Альсруер, Вормак и Рус», но там Руса не было. Он позвонил в Париж, но там сказали, что Рус уехал куда-то по делу.

– Тогда дайте мне кого-нибудь, кто в курсе, – потребовал Тодд. И он поговорил с другими людьми, в Лондоне и в Париже. Но никто, казалось, не мог принять решения. Он рассказал им во всех подробностях о «Паломе Бланке», он просил их обсудить это дело с их клиентами, сейчас, сегодня, без задержки, он говорил им о том, что они упускают прекрасный шанс – но все было бесполезно, потому что они в один голос отвечали: все будет тотчас же передано мистеру Русу, как только он вернется. Как только он вернется, а откуда он вернется, они не сказали ни слова.

И, как будто еще раз подчеркнув, что время на исходе, позвонил Хэнк и сказал, что самое раннее, когда прибудет Карьер, – это утро субботы.

– В субботу? – в ужасе переспросил Тодд. – У меня ведь есть время только до среды!

Но Хэнк сказал, что он сделал все, что мог.

К четвергу Тодд обзвонил уже все фирмы по продаже собственности в Лондоне. Таких крупных, правда, как «Альсруер, Вормак и Рус», среди них не было, но он обговорил с ними проект, рассказал про концерт Барзини, пригласил их всех на пресс-конференцию и обещал сообщить подробности по почте.

Он сделал еще одну безуспешную попытку связаться с Русом в пятницу утром перед тем, как уехать в аэропорт и взять билет на самолет на Майорку. А Катрина до сих пор ничего не знала про Смитсона. Она была так обеспокоена получением письменного предложения для Морони, что Тодд боялся сказать ей, что Мэнни нужно предложение по более высокой цене и почти так же быстро. Поэтому он постарался придать светлый оттенок своей поездке.

– Конечно, Карьер очень хочет встретиться с нами. Проблем с этим не будет. Я вернусь завтра вечером с письменным предложением, не беспокойся.

К счастью, она была слишком занята своими делами, и, после того как она поцеловала его на прощанье, а Герберт повез его в аэропорт, она вернулась к своим делам – продолжала обзванивать всех, кто должен был присутствовать на конференции. Глория делала то же самое, просила и умасливала журналистов и туристических агентов прийти и послушать рассказ о «Барзини в „Паломе Бланке"!».

Действительно, в пятницу утром все работали как заведенные. В Джерси, обсудив проект с телевизионными компаниями всего мира, Майк Томпсон разговаривал с Осси Келлером, который был в Нью-Йорке.

– Нет, нет, нет! – закричал Осси в ответ на предложение, чтобы Барзини прилетел в Лондон на пресс-конференцию. – Наплевать мне на Конкорд. Это будет чересчур утомительно. Энрико нужны силы для концерта.

С искусством опытного дипломата Томпсон отступил. Вместо этого он предложил, чтобы Барзини снялся для короткого интервью, которое можно было бы показать на пресс-конференции. Осси на это согласился.

– Ладно, мы сможем сделать это в воскресенье. И я здесь организую заявление в газетах в следующую среду, в тот же день, как вы это проведете в Лондоне.

На строительстве, на Майорке, Хэнк объяснял Дону Антония и строителям, что им надо сделать в первую очередь. Все радовались тому, что должно было произойти. «Барзини в „Паломе Бланке"!». Глаза Дона Антонио засветились при мысли о том, что его здания увидит весь мир.

– Но это будет только в том случае, – предупредил всех Хэнк, – если мы сможем дать Майку Томпсону то, что ему нужно.

В Париже Вито Сартене положил телефонную трубку после утомительного разговора с Альдо Морони. Он только пожал плечами в ответ на вопрос своего двоюродного брата Пьетро Карлиони, который был в другом конце бара.

– Может быть, мы полетим в Лондон на следующей неделе, а может быть, и нет. Он еще этого не знает.

В банке на Треднидл-стрит Мэнни обсуждал дело Тодда с Друри.

– Да, он переоценил себя. Вы хотите сказать, что я этого не знаю? Ах, вы думаете, он этого не знает? Но кого вы хотите иметь клиентом, какого-нибудь сухого педанта или человека с мозгами? Он еще молод. Для него это будет хорошим уроком, в будущем он будет более осторожным…

И еще один человек работал не покладая рук. Филипп Рус. Его встреча с Лапьером в начале месяца дала ему старт на продажу «Паломы Бланки». Он закрутил дело сразу же после встречи на Монмартре. Решив продать «Палому Бланку» за семнадцать с половиной миллионов, он использовал свой обычный трюк со снижением цены для владельца и повышением для покупателя.

– Кусок на двадцать миллионов, – говорил он своим друзьям в Хилтоне, в Шератоне и в Хайатте. – Одно ваше слово – и я украду это местечко для вас. Цена возрастет в два раза, когда курорт приобретет известность.

А теперь, к его ужасу, курорт уже приобретал известность. Что еще хуже, он вот-вот должен был стать знаменитым. Заголовки в газете о «Барзини в „Паломе Бланке"!» оказались для него ударом. И еще большим ударом был тот звонок Тодда, требующего все за «один из известнейших отелей мира». Конечно, он связался с Лапьером.

– Я подумал, что вы – владельцы, – жаловался он. – Я подумал, что я буду иметь дело с вами.

Но Лапьер сделал вид, что не понял. У него не было никаких возражений против того, что делал Тодд. Он даже знал про этот концерт Энрико Барзини. Он все время говорил про это и не мог остановиться. Он надеялся получить приглашение.

Русу пришлось вернуться к клиентам и объяснить, что происходит. Он рассказал им все про «Барзини в „Паломе Бланке"!». Он обвинял в этом их.

– Я знал, что произойдет что-нибудь подобное, – кричал он в телефонную трубку. – У вас был шанс купить все это до того, как началась вся эта кутерьма. Разве я не оказался прав? Какой смысл тогда в моем предвидении, если вы, мужики, не поступаете так, как я говорю?

И пока он ругался, он готовился сделать следующий шаг.

– Они говорят, что передача будет показана в одиннадцати странах. Одиннадцати. Бог мой! Включая Штаты и Японию. Плюс видео! Плюс компакт-диски. Вы не сможете купить такую известность. Не сможете, потому что цена сразу возрастет. Я, правда, еще смогу украсть это для вас, но я хочу, чтобы речь шла о реальных деньгах, когда я буду вести переговоры с этими людьми. Ладно, обговорите и перезвоните мне…

Вот поэтому-то, после одних и тех же разговоров с шестью крупнейшими клиентами, Филипп Рус и избегал разговора с Тоддом.

– Пусть попотеет, – сказал он секретарше, когда она передала, что Тодд несколько раз звонил. – У меня будет предложение к понедельнику. Вот тогда я буду готов переговорить с ним.

Он даже и не сомневался, что эта сделка даст ему выгоду. Цена возрастет, ну и что? Он предупредил своих покупателей. Они не смогут его ни в чем обвинить. Он забыл о своем первом предложении в семнадцать с половиной миллионов. С такой рекламой «Палома Бланка» будет забита до отказа только тогда, когда откроется. А если это произойдет, она будет стоить по крайней мере на восемь миллионов больше. С точки зрения Руса, сделка становилась заманчивее день ото дня. В голове у него родилась идея о новой цене. Двадцать пять миллионов. Он еще раз перезвонил своим клиентам.

– Я полагаю, теперь вы должны быть готовы к цене в тридцать миллионов. – И, когда в ответ они застонали, он сказал: – И не говорите, что я вас не предупреждал. Правильно, подумайте еще, но мне нужно очень скоро услышать ваше решение.

Тем временем он подсчитывал возможную выручку. Три процента с покупателей и три процента с Тодда, и он получит полтора миллиона чистоганом.

Он не беспокоился, что Тодд может связаться с другими агентами. Он уже был в игре, и к тому же он был с большими связями, чем любой из его конкурентов. Он так часто одерживал над ними победу, что испытывал к ним только презрение. Но только одну возможность он упустил – что Хосе Карьер вступит в игру. Ему никогда не приходила в голову мысль о том, что Карьер не был каким-то маленьким дельцом. Карьер боролся за деньги для «Беллы Висты», а это было куда меньше того, что могла принести «Палома Бланка». Карьер действовал независимо, он не представлял большую корпорацию. Рус совсем даже не думал про Карьера и забыл про их случайную встречу в аэропорту.

А вот Карьер про это не забыл. Карьер благодарил Бога за эту встречу и думал о ней так же часто, как глядел на площадки «Беллы Висты». Это была конфетка. Здесь были площадки для гольфа, двенадцать теннисных кортов, четыре корта для бадминтона, три плавательных бассейна, великолепный ресторан, замечательные корпуса, шесть магазинов, в которых продавалась дорогая одежда и сувениры, сауна, гимнастический зал и магазин алкогольных напитков, который был открыт в любое время суток. «Белла Виста» обладала всеми возможностями. Кроме одной. Она была внутри страны и не имела выхода к морю.

– А кому нужен этот пляж? – ругался Карьер, когда об этом заходил разговор. – Разве вы не знаете, что Средиземное море одно из самых загрязненных в мире? Вода просто ужасная! А если вы не подхватите какую-нибудь болезнь в море, ее запросто можно подхватить на пляже.

Но не отсутствие пляжа огорчало его гостей больше всего. Огорчало их отсутствие гавани, так как многие из постоянных клиентов имели свои собственные яхты.

Развитие дел в «Паломе Бланке» действовало на него как неразорвавшаяся граната. Он даже не знал, что место продавалось. Он обругал всех своих помощников.

– Мы – коренные жители Майорки! – кричал он на своего адвоката, хотя отец Карьера был из Южной Африки, а мать из Ибизы. – Это наш остров. Как ты думаешь, мы должны знать лучше, что тут происходит, чем какой-то пляжный заправила из Америки! А теперь он вступил в сделку с этим маленьким толстяком, автомобильным агентом из Лондона…

Больше года простое напоминание о «Паломе Бланке» буквально приводило Карьера в ярость. Различные события происходили одно за другим. Сначала прошел слух, что американец и его английский партнер испытывают финансовые затруднения. Это было очевидным – американец продал свою большую яхту, англичанин продал маленькую – деньги у них явно были на исходе. Потом Карьер столкнулся с Русом в аэропорту. Правда, Рус ни словом не обмолвился о том, что он делал на Майорке, но Карьер знал, что уж если Рус появился на острове, то кто-то что-то продает. И в тот же вечер его приятель-банкир ужинал у него в «Белле Висте» и случайно сказал, что маленький толстый англичанин собирается продавать свою виллу. Карьер уговорил своего приятеля-банкира изобрести какие-нибудь трудности, застопориться, притвориться, что такое решение может быть принято только в Мадриде. А уж после этого это был только вопрос времени для Карьера…

Не зная, что его первое предложение собираются отвергнуть, он решил ждать. В конце концов, он был первым отельным бизнесменом на острове. «Они сами придут ко мне», – говорил он себе. И вот они пришли.