"Ольга И.Рогова. Сын гетмана " - читать интересную книгу автора

принялся за трубку.
Тимош с жадным любопытством взглянул на некрасивого казака. Так вот он,
Павлюк Баюн, или Полурус, о котором он наслышался столько всяких рассказов.
Вот он, этот богатырь, которому нипочем согнуть подкову, вырвать из земли
дерево с корнем или кожу с мясом из бока у разъяренного быка! Тимош даже
немного попятился было к выходу.
- А это что за хлопец? - спросил Сулима, кивнув головой на Тимоша.
- Гей, Тимош! Ты что же прячешься? - засмеялся Ганжа, подведя
упиравшегося мальчика к атаману. - Это, братику, будущий вояка, сын
Хмельницкого Богдана; отец его отпустил с нами.
- Неправда это, неправда, неправда! - почти с рыданием крикнул мальчик,
закрыв лицо руками.
- Фу, цур тебя возьми! - с досадою крикнул Ганжа, - разве я вру, что
ли? С ума ты спятил?
- Неправда, диду! Не сердись, диду! Обманул я тебя, - рыдал мальчик,
упав на колени.
Пан атаман и Баюн разинули рты от удивления и молча смотрели, что будет
дальше.
- Казни меня, пан атаман! - вскрикнул мальчик. - Я солгал, я обманул
старого доброго дида; я и Богу солгал! Повесь меня, я не стою ничего больше!
Сулима улыбнулся.
- Ну, если всех таких хлопцев за их грехи вешать, то, пожалуй, и
веревок не хватит, - заметил он.
Саженный богатырь встал со своего места, тихо подошел к мальчику и
осторожно приподнял его с полу. В маленьких карих глазах его засветилось
столько ласки и доброты, некрасивое лицо так оживилось, что Тимош невольно
приободрился и даже осмелился взглянуть на страшного казака. В громадной
фигуре Павлюка вместе с непомерной силой уживалась почти женская мягкость и
любовь ко всему слабому, беззащитному. Несмотря на свои боевые подвиги,
Павлюк мог заинтересоваться упавшей из гнезда птичкой, мог бережно укачивать
дитя в люльке и растить щенят, котят, за что ему немало доставалось в Сечи
от других казаков.
- Полно, сынку! - утешал он Тимоша, посадив его к себе на колени и
гладя его по голове своею мощною рукою. - Не убивайся, а расскажи лучше, в
чем дело. Нет такого греха на свете, которого нельзя было бы простить.
Тимош, удерживая рыдания, рассказал, как он обманул Ганжу и уехал с ним
помимо воли отца. Павлюк с задумчивою улыбкою слушал горячую речь мальчика,
а Ганжа сердито нахмурился и немилосердно теребил свой чуб.
- Ишь ведь, бисов сын! Будет мне теперь от пана сотника за твои
проказы! Куда я теперь с тобою денусь? Да еще, чего доброго, он и сам сюда
нагрянет за нами. Тогда, пожалуй, и дело наше из-за тебя не выгорит.
Быстрый, проницательный взор Сулимы, как молния, скользнул по
добродушному лицу Ганжи и снова потупился.
Павлюк поднял Тимоша, как перышко, на руку, подошел к старику, потрепал
его по плечу и сказал:
- Ну, полно, друже! Не сердись на хлопца. Видишь, он и то сам не свой.
Бываем и мы грешны с тобой, старина, хотя нам Бог и больше разума дал, чем
ему.
Ганжа смущенно почесал чуб: ему вспомнились слова сотника, укорявшего
его в детском упрямстве, и он ласковее глянул на Тимоша, протягивавшего к