"Ольга И.Рогова. Сын гетмана " - читать интересную книгу автора

во всем тебя слушаться.
Последующие дни прошли для Тимоша в тревожном ожидании. Он видел, что
отец куда-то уходил, советовался с какими-то людьми, часто упоминал в
разговорах имена канцлера, короля и пойманных казаков. Наконец кончился
сейм; Тимош узнал из разговоров взрослых, что все казацкие старшины осуждены
на казнь.
- Татко, что ж это будет? - приставал он к отцу. - Неужели нет
помилования?
- Молчи, сынку! - утешал Богдан. - Атамана не помилуют, а других,
может, и высвободим.
Настал день казни. На площади соорудили эшафот. Народ стекался со всех
сторон, паны со своей многочисленной свитой, шляхтичи с чадами и
домочадцами, казаки реестровые и запорожские, всякий мелкий люд -
всевозможных национальностей купцы, ремесленники, хлопы из подгородных
деревень... Для почетных гостей наскоро устроили места поближе к эшафоту;
среди них особенной пышностью отличались места, предназначенные для ханских
послов, пользовавшихся особым вниманием польских сановников.
Богдан с Тимошем стояли в толпе почетной свиты пана коронного гетмана.
Мальчик за последние дни осунулся, глаза его ввалились и лихорадочно
блестели; он крепко сжимал руку отца, шепча про себя молитвы.
Король отсутствовал. Его представителями были великий канцлер
Оссолинский и великий канцлер литовский Радзивилл.
В толпе слышался сдержанный говор; казаки мрачно, злобно посматривали
на панов, старавшихся превзойти друг друга великолепием костюмов и пышностью
обстановки. Где-то в толпе кто-то из панской челяди хлестнул нагайкой не
посторонившегося вовремя казака, мгновенно блеснула в воздухе казацкая
сабля, но прежде чем она успела опуститься, десятки панских стражников
схватили провинившегося, обезоружили его и поволокли из толпы. Несколько
стоявших вблизи казаков схватились уже за сабли... и, бог знает, чем бы все
это кончилось, если бы в самый этот момент не раздались возгласы: "Везут,
везут!" Толпа дрогнула, задвигалась, заколыхалась... Из-за угла улицы
показалась колесница с осужденными; на всех на них были надеты какие-то
шутовские мантии; в руках они держали жезлы. Лицо Сулимы было бледно, но он
старался не выказать смущения и время от времени перекидывался словами с
сидевшим рядом католическим ксендзом. Павлюк мрачно исподлобья посматривал
на толпу. Заметив Тимоша, он кивнул ему, и мягкая, немного грустная улыбка
скользнула по его лицу. Тимош конвульсивно сжал руку отца.
- Татко! - прошептал он. - А помилование?
- Молчи, сынку, - отвечал тот и покосился на стоявших рядом шляхтичей.
Атаман твердо взошел на помост, снял с шеи небольшой образок в золотой
оправе, набожно поцеловал его и, передавая ксендзу, сказал:
- Этот образок подарен мне его святейшеством; я бы хотел, чтоб его
положили со мною в гроб.
- Желание твое будет исполнено, сын мой! - отвечал ксендз, благословляя
его.
Атаман глубоко вздохнул, медленно поклонился на все четыре стороны,
взглянул на палача, стоявшего подле деревянной плахи, сам отстегнул ворот и
спокойно положил голову на плаху.
Тимошу все это казалось сном; он следил за движениями атамана и в то же
время ждал, что вот-вот он сейчас проснется, что тяжелое видение исчезнет.