"В.З.Роговин. Была ли альтернатива? (Троцкизм: взгляд через годы) " - читать интересную книгу автора

соотношения между большевизмом и сталинизмом. "Пережив подъем и падение
различных методологии и подходов, это единодушие утвердило следующий
примитивный вывод: Не существует никаких принципиальных различий, никакого
логического несоответствия между большевизмом и сталинизмом, которые в
политическом и идеологическом отношении представляют собой одно и то же" (С.
Коэн)[3].
Такое единство взглядов объяснялось тем, что академическая западная
советология, оперировавшая значительно большей совокупностью фактов, чем
официальная советская историография, тем не менее также испытывала серьезные
идеологические ограничения. В обстановке "холодной войны" она исполняла
определенный "социальный заказ" и в силу этого страдала собственной
идеологической зашоренностью. Лишь начиная с 70-х годов, в ней произошли
заметные перемены, наметился отход от прежних парадигм, поворот к более
объективному освещению советской истории. Этот поворот привел наиболее
серьезных исследователей к признанию исторической "пропасти" между
большевизмом и сталинизмом.
Казалось бы, разоблачение культа личности Сталина на XX съезде КПСС
должно было способствовать аналогичному плодотворному процессу в СССР и
привести к разрушению бесчисленных исторических мифов, пущенных в ход
сталинской школой фальсификаций. Однако две первые волны критики сталинизма
в СССР (после XX и XXII съездов партии), направляемые Хрущевым - в прошлом
одним из наиболее верных сталинцев, - оставили в неприкосновенности главные
мифы, насажденные этой школой. В докладе "О культе личности и его
последствиях" на XX съезде КПСС Хрущев положительно оценивал "большую борьбу
против троцкистов, правых, буржуазных националистов", чья линия якобы "вела
к реставрации капитализма, к капитуляции перед мировой буржуазией". Он
позитивно оценивал роль Сталина в этой "необходимой" борьбе "с теми, кто
пытался сбить страну с единственно правильного, ленинского пути..."[4] В
соответствии с такой трактовкой внутрипартийной борьбы Хрущев объяснял
происхождение "культа личности" лишь отрицательными личными качествами
Сталина, якобы получившими развитие только после 1934 года.
Эта версия сохранялась в официальной пропаганде на всем протяжении
Хрущевской "оттепели". После отстранения Хрущева от власти
брежневско-сусловское руководство наложило запрет на всякую официальную
критику сталинизма, ограничив возможность обращения к этой теме лишь
упоминанием об "отдельных ошибках" Сталина. Критическое переосмысление
отечественной истории в этих условиях могло осуществляться лишь в
нелегальных, "самиздатовских" или "тамиздатовских" формах. Загнивание
брежневского режима, во многом связанное с неспособностью и нежеланием
нового несменяемого руководства извлечь уроки из истории, лишало советских
людей пробудившейся после XX съезда надежды на возрождение социалистических
принципов в политике и идеологии.
Удушливая идеологическая атмосфера, все более сгущавшаяся в годы
застоя, вызвала стремление многих представителей советской интеллигенции к
переоценке прошлого на основе традиционных амальгам, т. е. к воскрешению
тезиса "Сталин - продолжатель дела Ленина и Октябрьской революции", но
только со знаком минус. Если сталинистская пропаганда представляла дело
Ленина и его "продолжение" как непрерывную цепь исторических побед,
одержанных в борьбе с "врагами ленинизма", то диссиденты 70-80-х годов и
идеологи "третьей русской эмиграции" рассматривали всю советскую историю как