"Матвей Ройзман. Все, что помню о Есенине " - читать интересную книгу автора

ним устремились сторонники Временного правительства из городской думы.
Казалось, теперь Кремль нельзя взять никакой силой. На это и рассчитывал
командующий Московским военным округом правый эсер полковник Рябцев.
Но красногвардейцы выкатили пушки под стены Кремля, ударили по юнкерам
и белогвардейцам. Те стали искать путь к отступлению...
В центре Москва была изранена: стекла в окнах домов выбиты, заложены
подушками, перинами, забиты фанерой; с фасадов осыпалась штукатурка, отбиты
карнизы;
водосточные трубы смяты, сорваны; вывески прострелены, отверстия,
пробитые пулями, светятся; тротуары и мостовая усыпаны стеклом, кусками
кирпича, железа; афишные тумбы сломаны, выдернуты, ветер треплет обрывки
бумаги. У Никитских ворот сгорели два дома - жильцы роются на пожарище. На
Тверском бульваре повалены деревья.
Я шагаю по Б. Дмитровке (ныне Пушкинская), прохожу мимо Охотного ряда.
Здесь в магазинах и палатках мордастые, краснорукие торговцы продавали -
дешевле, чем в других местах, - мясо, кур, потроха, квашеную капусту,
огурцы. Здесь висела кричащая вывеска торговца рыбой: "Сам ловил, сам солил,
сам продаю". Теперь тут пусто, только шагает мальчишка с большим пузатым
стеклянным кувшином на голове, где мерно покачиваясь, плещется подкрашенная
розовой краской вода, продаваемая стаканами.
На старом здании университета разбиты снарядом часы, погнуло стрелки
показывают одиннадцать минут седьмого.
В аудитории " 1 происходила сходка студентов-юристов, которая
окончилась избранием старостата. Я вошел в число старост, и на меня
возложили обязанность заведовать социальным обеспечением студентов, что
отнимало немало времени. В тот день я столкнулся в коридоре с сыном Михаила
Юрьевича - Федором Михайловичем. Он сказал мне, что группа студентов,
пишущих стихи, собирается сегодня вечером в кафе футуристов.
Это кафе помещалось на Тверской, в Настасьинском переулке в доме " 521.
В переулке разбитые газовые фонари не горели, но в темноте сверкал
оригинальный фонарь, выхватывающий из мрака черную дверь, где карминовыми
буквами было написано название кафе, пронзенное зигзагообразной стрелой.
Мы миновали фанерную переднюю, раздвинули тяжелые шторы и вошли в
комнату с низким потолком. Пол был усыпан опилками, стояли грубой работы
столы, струганные деревянные скамьи. На черной стене был нарисован огромный
багровый слон с поднятым хоботом, бюсты женщин, судя по объему и росту,
великанш; головы, глаза и крупы лошадей. Все это пересекали линии всех
цветов радуги и сногсшибательные надписи, вроде; "Доите изнуренных жаб". Или
над женской уборной: "Голубицы, оправляйте ваши перышки".
На эстраде кафе футуристов сперва выступал Давид Бурлюк, по-прежнему
уверяя, что ему нравится "беременный мужчина". Потом вышел Василий Каменский
и с буйной удалью прочел отрывок из отличной поэмы "Стенька Разин - сердце
народное":

Сарынь на кичку,
Ядреный лапоть
Пошел шататься по берегам.

Потом Д. Бурлюк объявил, что в числе гостей находится Александр
Вертинский, и попросил его что-нибудь спеть. Молодой артист выступал в кафе