"Сергей Рокотов. Конец авантюристки" - читать интересную книгу автора

Кирилл был старше Нины на восемнадцать лет, он был военным моряком,
капитан-лейтенантом.
Перипетии человеческих судеб причудливо переплетены с изуверской
политикой. Судьбами как марионетками управлял кукловод. В 1939-м году
арестован, а потом, как выяснилось - расстрелян сын, а в 1940-м отец избран
академиком, удостоен Сталинской премии, переведен в Москву,
облагодетельствован огромной квартирой, дачей, машиной. И никогда никем не
тронут, несмотря на невыдержанность в высказываниях, от которых холодели
те, кто это слышали. Даже слышать такое было преступлением, за которое
можно было поплатиться жизнью. А отец скончался в 1968-м году в возрасте
восьмидесяти пяти лет. Но ареста ждал постоянно, каждый день, по крайней
мере, в течение пятнадцати лет. Так и жил, так и оперировал, и ел, и спал,
и шутил... Крепок оказался, а мать не выдержала и года после ареста
Кирилла.
Обыска на ленинградской квартире произведено не было, брат был
арестован прямо на корабле, на котором служил. Нина помнит этот грандиозный
переезд в Москву, сборы, упаковку колоссальной библиотеки, принадлежавшей
еще отцу и деду ее отца. Сухой, невозмутимый отец в пенсне, указывавший
тростью, что куда надо класть, и мама, бледная, совершенно потерянная, еле
стоявшая на ногах. Ей было совершенно все равно, переезжать или не
переезжать. Исчез ее сын Кирилл, они покидали квартиру, где он начал
ходить, где учился читать. Полностью сборы и переезд продолжались несколько
месяцев, но отец перевез мать в Москву в мае. Она села в машину и поглядела
на старый дом на Лиговском проспекте такими жуткими глазами, что до сих пор
Нина не может забыть этих глаз. Она прощалась не с Ленинградом - родным
городом, она прощалась с жизнью. Умерла она седьмого ноября 1940 года в
день двадцатитрехлетия революции. Отец не женился после смерти матери, Нину
воспитывали няньки и горничные.
Отец всю жизнь был немногословен, скрытен, очень саркастичен и
язвителен. Отношения к Советской власти он не скрывал, оно угадывалось в
каждой реплике. Себе же он, во всяком случае, не мог простить одного -
того, что в 1918-м демократически настроенный военный хирург полковник
Остерман пошел служить в Красную Армию.
- Драпать надо было отсюда к едреной бабушке, - слышала как-то Нина
его разговор с одним маститым писателем у них дома...
Отец вел совсем не здоровый образ жизни, никогда не занимался
физкультурой и спортом, вообще редко выходил на улицу, на даче в Жуковке, в
основном, сидел в кабинете и работал. Курил почти до самой смерти папиросы
"Северная Пальмира", иногда заменяя их элементарным "Беломором". Любил
выпить перед обедом пару рюмок водки. Так что, удивительно, что он дожил до
столь преклонного возраста.
Жениха Нины Владика Воропаева старик принял вполне благосклонно.
Жениху исполнилось уже тридцать лет, он сделал немало удачных операций,
защитил кандидатскую диссертацию. Через некоторое время Остерман пробил им
четырехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной. С квартирой были
проблемы - слишком уж большая площадь оставалась у старика. Но Остерман
сначала наорал на кого-то в телефонную трубку, а потом надел свои калоши и
шубу и поехал в ЦК. Вскоре прогулялся и за ордером на квартиру.
- Зачем вы все это затеяли, Владимир Владимирович? - мягко протестовал
застенчивый зять. - Я чувствую себя неловко. Мы можем жить все вместе.