"Ромен Роллан. Жан-Кристоф (том 1)" - читать интересную книгу автора

неожиданно. Идя по улице, поднимаясь по лестнице, он вдруг словно
проваливается в пустоту. Ему кажется потом, что в эту минуту он ровно ни о
чем не думал. Но когда он приходит в себя, все плывет у него перед
глазами, ему странно, что он стоит, как стоял, на той же самой полутемной
лестнице. Как будто за это время он прожил целую жизнь, - а он всего-то
поднялся на две ступеньки...


Отправляясь на вечернюю прогулку, дедушка часто берет Кристофа с собой.
Малыш семенит рядом со стариком, держась за его руку. Они бредут по
тропинкам, через распаханные поля, от которых идет сильный, приятный
запах. Стрекочут кузнечики. Большие сороки стоят поперек тропинки, искоса
поглядывая на дедушку и Кристофа, и тяжело взлетают при их приближении.
Дедушка покашливает, Кристоф хорошо понимает, что это значит. Старику
не терпится начать рассказ, но он хочет, чтобы мальчуган сам попросил.
Кристоф охотно исполняет его желание. Они с дедушкой вообще отлично ладят.
Старик обожает внука и счастлив, что нашел в нем внимательного слушателя.
Для него огромное удовольствие рассказывать какие-нибудь случаи из
собственной жизни или из жизни великих мужей древности и более поздних
времен. Голос его в такие минуты звучит торжественно, иногда даже
прерывается от волнения и ребяческого восторга. Дедушка старается не
проявлять своих чувств, но видно, что он сам наслаждается своим рассказом.
К несчастью, ему то и дело не хватает слов. К этой беде ему пора бы уже
привыкнуть, ибо она постигает его всякий раз, как он пытается воспарить на
крыльях красноречия. Но он тотчас забывает о прежних неудачных попытках и
повторяет их снова и снова.
Он говорит о Регуле, об Арминии, о стрелках Лютцова, о Кернере, о
Фридрихе Штабсе, покушавшемся на жизнь императора Наполеона. Когда рассказ
доходит до каких-нибудь геройских подвигов, лицо Жан-Мишеля сияет.
Исторические фразы он произносит таким торжественным тоном, что понять их
невозможно. Ему нравится томить слушателя, он видит в этом особое
искусство; в самый острый момент он останавливается, делает вид, что
поперхнулся, шумно сморкается; и сердце его ликует, когда Кристоф
спрашивает, дрожа от нетерпения:
- А дальше?.. А дальше что, дедушка?..
Позже, когда Кристоф подрос, он разгадал дедушкины уловки и стал назло
ему притворяться, будто его ничуть не интересует конец истории. Это очень
огорчало бедного старика. Но сейчас мальчик весь во власти рассказчика. Он
слушает, затаив дыханье; в наиболее драматических местах сердце у Кристофа
начинает сильно биться. Он, правда, толком не разбирается в событиях и не
представляет себе, где и когда совершались все эти подвиги; очень
возможно, что дедушка был лично знаком с Арминием, а Регула - бог весь
почему это взбрело ему в голову! - Регула сам Кристоф, может быть, видел в
церкви в прошлое воскресенье. Но все равно, при рассказе о героических
деяниях и у старика и у ребенка сердце ширится в груди от радости и
восторга, словно они сами все это совершили, ибо и дедушка и внук - оба в
равной мере дети.
Но куда скучнее получалось, когда дедушка в самую патетическую минуту
прерывал рассказ и переходил к своим излюбленным поучениям на
духовно-нравственные темы. Поучения эти можно было свести к какой-нибудь