"Ромен Роллан. Жан-Кристоф (том 4)" - читать интересную книгу автора

- равенство. Существует столько разнородных несправедливостей, что каждая
эпоха выбирает себе свою - ту, с которой она борется, и ту, которую
поощряет.
В то время главные усилия мира были направлены на борьбу с
несправедливостями социальными - и не вольно способствовали подготовке
новых несправедливостей.
Несомненно, несправедливости эти были тяжкие и бросались в глаза,
особенно с тех пор, как рабочий класс, чья численность и мощь все
возрастали, сделался одним из важнейших двигателей государства. Но,
вопреки шумным уверениям его трибунов и глашатаев, положение этого класса
было не хуже, а лучше, чем в прошлом; и перемена состояла не в том, что он
стал меньше страдать, а в том, что он окреп. Окреп же он именно благодаря
силе враждебного ему капитала, благодаря непреложному закону развития
экономики и промышленности, который сплотил рабочих в мощные, готовые к
бою армии и с помощью механизации вложил в руки оружие, сделав из каждого
подмастерья мастера, управляющего светом, молнией, мировой энергией. От
этой огромной массы первобытных сил, которую вожди с недавних пор
старались организовать, шел жар пылающего костра, струились электрические
волны, пробегавшие по организму человеческого общества.
Не справедливостью своей, не новизной и яркостью идей волновала
проблема защиты народа буржуазную интеллигенцию, как ни хотелось ей в это
верить, а своею жизненностью...
Справедливость? Множество других справедливостей было попрано в мире,
однако мир и не думал тревожиться. Идеи? Обрывки истин, подобранные
наугад, приноровленные к мерке одного класса в ущерб остальным. Credo
нелепые, как вообще все credo - божественное право королей, непогрешимость
пап, царство пролетариата, всеобщее избирательное право, равенство людей -
все одинаково нелепые, если рассматривать лишь идейную их ценность, а не
силу, их оживляющую. Пусть они посредственны, что из этого? Идеи
завоевывают мир не как идеи, а как живые силы. Они захватывают людей не
интеллектуальным содержанием, а жизненным сиянием, излучаемым ими в иные
моменты истории. От них точно идет какой-то звериный запах - самое грубое
обоняние чует его. Прекраснейшая идея не оказывает никакого воздействия до
того дня, пока не становится вдруг заразительной, - не в силу своих
достоинств, а благодаря тем общественным кругам, которые ее воплощают и
вливают в нее свою кровь. Тогда это засохшее растение, эта роза Иерихона
вдруг расцветает, разрастается, наполняет воздух своим буйным
благоуханием. Идеи, эти сверкающие знамена, с которыми рабочий класс шел
на приступ твердынь буржуазии, зародились в мозгу буржуазных мечтателей.
Пока они пребывали в буржуазных книгах, они были как бы мертвыми: музейные
диковинки, выставленные в витринах, спеленутые мумии, на которые никто не
смотрит. Но народ, едва завладев ими, сделал их народными, сообщил им
лихорадочное биение жизни, исказившее и в то же время одушевившее их,
вдохнул в эти отвлеченные истины свои пламенные надежды - знойный ветер
Гиджры. Они стали передаваться от одного к другому. Они увлекали всех, и
никто не знал, кем и как они занесены. Личности здесь роли не играли.
Эпидемия идей быстро распространялась, и бывало иногда, что люди
ограниченные заражали людей выдающихся. Каждый, сам того не сознавая, был
очагом заразы.
Такие явления заразы, овладевающей умами, свойственны всем временам и