"Ромен Роллан. Пьер и Люс" - читать интересную книгу автора

искусству, делают это без настоящего призвания, а или из тщеславия, или от
безделья, либо оттого, что вначале им казалось, что они одарены, а потом уже
не хотелось признать свою ошибку? Надо браться за искусство только в том
случае, если человек никак не может сдержать переполняющие его чувства, если
они бьют через край. Но у нее, сказала Люс, их было как раз на одного.
- Ну, на двоих, - добавила она, заметив, что Пьер насупился.
Великолепные золотистые тона неба потускнели. На пустынную равнину лег
отпечаток уныния. Пьер спросил Люс, не страшно ли ей одной в таком глухом
углу.
- Нет.
- А когда возвращаетесь поздно?
- Здесь неопасно. Бандиты сюда не заглядывают. У них свои обычаи. Ведь
это тоже в своем роде буржуа. И потом тут рядом живет старик тряпичник с
собакой. Да я и не боюсь. О, я этим не хвастаю. Никакой заслуги тут нет. Это
не храбрость. Просто мне еще не пришлось испытать настоящий страх; а когда
приведется, я, быть может, окажусь трусливее других. Разве знаешь, каков ты
на самом деле?
- Я-то знаю, какая вы, - вставил Пьер.
- Это гораздо легче. Я тоже знаю... вас. Других всегда лучше знаешь.
Сквозь закрытые окна проникала холодная вечерняя сырость. Пьер
поежился. Люс инстинктивно почувствовала его озноб и поспешила приготовить и
вскипятить на спиртовке чашку шоколада. Они подкрепились. Люс по-матерински
укутала Пьера платком; он не противился, нежась, как котенок, в теплоте
шерсти. Мысли их снова вернулись к прерванной беседе.
Пьер спросил:
- Вы с вашей матерью - обе такие одинокие, - наверное, очень близки?
- Да, - ответила Люс, - были близки.
- Были? - переспросил Пьер.
- О, мы и сейчас очень любим друг друга! - Люс досадовала на себя за
это случайно вырвавшееся слово. (Почему она всегда говорила ему больше, чем
следовало? Он ведь не расспрашивал ее, не решался расспрашивать. Но Люс
чувствовала, что сердце Пьера вопрошало ее. А это так сладко - довериться
другу, впервые в жизни! Тишина дома и полумрак комнаты располагали к
откровенности.) Она сказала:
- За последние четыре года произошло столько непонятного! Все так
изменились!
- Вы хотите сказать, что ваша мать изменилась или вы сами?
- Все изменились, - повторила Люс.
- Но в чем?
- Трудно сказать. Только чувствуешь, что везде, среди знакомых и даже в
семье, уже не те отношения. Ни в ком нельзя быть уверенным; встаешь утром и
думаешь: "Что-то принесет вечер? Узнаю ли я своих близких?" Точно
барахтаешься в волнах, держась за дощечку, и она вот-вот перевернется.
- Но что, собственно, произошло?
- Не знаю, - ответила Люс, - не могу объяснить. Но это - с войны.
Что-то носится в воздухе. Все в смятении. Видишь семьи, где люди не могли
дышать друг без друга, а теперь они расходятся в разные стороны, и каждый,
как в беспамятстве, бредет куда глаза глядят...
- Куда же?
- Не знаю. И сами-то они, должно быть, не знают. Куда их поманит случай