"Ромен Роллан. Пьер и Люс" - читать интересную книгу автора

собственным законам и, отдалившись от черни и государства, основать
замкнутое царство мысли.
А Пьер, сидя у окна, рассеянно смотрел вдаль и мечтал. Обычно он со
страстью устремлялся в эти юношеские поединки. Но сегодня они казались ему
праздным жужжанием, которому он внимал откуда-то издалека, совсем издалека,
в полузабытьи, устало и насмешливо. Товарищи в пылу спора долго не замечали
его молчания. Наконец Сессе, привыкший встречать у Пьера поддержку своим
революционным речам, не слыша его голоса, вдруг спохватился и окликнул
друга.
Пьер, как бы внезапно разбуженный, покраснел и, улыбаясь, спросил:
- О чем вы говорите? Они пришли в негодование.
- Так ты ничего не слышал?
- О чем это ты размечтался? - спросил Ноде.
Пьер несколько смущенно и вместе с тем дерзко ответил:
- О весне. Она все же вернулась без вашего разрешения и уйдет, не
спросясь у нас.
Все смотрели на него с уничтожающим презрением. Ноде обозвал его
поэтом, а Жак Сэ - позером.
Холодно прищуренные глаза Пюже остановились на Пьере с насмешливым
любопытством, и он произнес:
- Крылатый муравей!
- Что такое? - весело отозвался Пьер.
- Береги крылья! - посоветовал Пюже. - Это - брачный полет. Он длится
всего час.
- Вся жизнь длится не дольше, - ответил Пьер.


* * *

На Страстной неделе они встречались ежедневно. Пьер навещал Люс в ее
уединенном домике. Бедный садик пробуждался. Они проводили в нем
послеполуденные часы. Им стал теперь чужд Париж с его толпой и шумными
проявлениями жизни. Временами на них находило оцепенение, и они молча сидели
рядом, ленясь пошевельнуться. Странное чувство владело ими: они боялись,
боялись приближения дня, когда должны были стать близки, - боялись из-за
избытка любви, из-за чистоты душевной, которую оскорбляли уродства,
жестокость, грязь жизни, - в опьянении страсти душа страстно мечтала быть от
них избавленной. Но они об этом не говорили.
Время обычно протекало в тихой беседе о будущем жилище, о совместной
работе, о своем маленьком хозяйстве. Они заранее тщательно вили себе
гнездышко, расставляли мебель, отводили место книгам, бумагам, каждому
предмету. Люс, как настоящая женщина, вызывая в воображении все эти милые
мелочи, уютные картины повседневной семейной жизни, бывала порой растрогана
до слез. Они наслаждались, предвкушая простые и пленительные радости
будущего очага... Но оба знали, что счастье несбыточно, - Пьеру это
подсказывал его безрадостный взгляд на жизнь, а Люс - пришедший к ней вместе
с любовью дар прозрения, который открыл ей неосуществимость этого брака. Вот
почему они и спешили вкусить его в мечтах, скрывая друг от друга
уверенность, что все это так и останется мечтою. Каждый думал, что это
понятно только ему, и всячески оберегал радужные надежды друга.