"Николай Романецкий. Гвардеец ("Избранник" #1) " - читать интересную книгу автора

что-то тяжело-тяжело ухнуло, и земля содрогнулась под ними, и мама
споткнулась, каким-то образом умудрившись упасть так, что Миркину ничуть не
было больно. Хотя, ему и не могло быть больно, потому что под ним была
мамина грудь, а она никогда не делала больно. Потом мама сняла его с себя,
положила на землю рядом и легла сверху, но так, чтобы не придавить.
И снова ухнуло, и снова содрогнулась земля.
И так несколько раз. Миркин умел считать до пяти, но ухало больше.
Потом все затихло.
- Ты лежи, - сказала мама, освобождая Миркина. - Хоть ударная волна и
мимо идет, но лучше лежать.
И он послушался, только перевернулся на спину.
В небе сверкали серебряные звездочки, они были красивые, и звездочек
было так много, что их бы не пересчитал и папа...
- Класивые, - сказал Миркин.
- Что? - ответила мама не своим голосом. Она сидела рядом с Миркиным и
смотрела на браслет.
- Звездочки класивые. В небе.
Мама подняла голову. Лицо ее стало грустным-грустным.
- Это защитное поле врага. Боже, как близко...
- И папина пушка не может попасть в него?
- Да!.. Черт, что же делать?
- А ты позвони папе, - посоветовал Миркин.
- Не могу. Боевая тревога. Доступ со штатских говорильников к военным
заблокирован. Что же делать?
Снова тяжело ухнуло, так что содрогнулась земля, и опять в небе
засверкали серебряные звездочки.
- Надо бежать домой, - сказала мама. - Туфли прочь! Вставай, Остромир!
Тут мы больше все равно ничего не вылежим.
Мама поднялась на ноги, скинула туфли, отряхнула платье и протянула к
Миркину руку, но тут на месте звездочек зажегся яркий огонь и устремился к
Миркину, и он зажмурился. А потом бабахнуло, и земля содрогнулась так, что
мама упала прямо на Миркина, больно прижав его к траве.
- Лежи, не шевелись!
- Ты же меня задавишь, - пропыхтел Миркин.
- Не задавлю.
И снова бабахнуло. И опять, и опять, и вот уже над Миркиным и мамой
пронесся порыв горячего ветра...
- Остронаведенным бьют, - сказала мама, таким голосом, что Миркину
захотелось заплакать. - Не по площадям...
И Миркин заплакал.
Потом он помнил только отдельные картины.
Мама бежит куда-то, держа его на руках... Снова бабахает, и проносится
над их головами горячий ветер... И Миркин понимает, что на карусели завтра
они уже не покатаются... Уже давно бабахать перестало, но они продолжают
бежать... "Мы домой?" - спрашивает Миркин... "Нет, - говорит мама. - Там
теперь опасно"... Вот мама снова несет его на руках, и снова они падают, и
опять Миркину не больно... "Черт, нога! - кричит мама не своим голосом, и
Миркин вдруг вспоминает, что говорить таким голосом называется "стонать"...
Мама ковыляет, держась за палку, а Миркин идет рядом с нею, и ему хочется
только одного - лечь и заснуть, потому что вокруг уже темнеет... Они спят, и