"Екатерина Вторая. Мемуары " - читать интересную книгу автора

суровому и наименее терпимому, так как с детства он всегда был неподатлив
для всякого назидания.
Я слышала от его приближенных, что в Киле стоило величайшего труда
посылать его в церковь по воскресеньям и праздникам и побуждать его к
исполнению обрядностей, какие от него требовали, и что он большей частью
проявлял неверие. Его Высочество позволял себе спорить с Симеоном Теодорским
относительно каждого пункта; часто призывались его приближенные, чтобы
решительно прервать схватку и умерить пыл, какой в нее вносили; наконец, с
большой горечью, он покорялся тому, чего желала императрица, его тетка, хотя
он и не раз давал почувствовать - по предубеждению ли, по привычке ли, или
из духа противоречия,- что предпочел бы уехать в Швецию, чем оставаться в
России. Он держал при себе Брюммера, Бергхольца и своих голштинских
приближенных вплоть до своей женитьбы; к ним прибавили, для формы,
нескольких учителей: одного, Исаака Веселовского[xvii], для русского языка -
он изредка приходил к нему вначале, а потом и вовсе не стал ходить;
другого - профессора Штелина[xviii], который должен был обучать его
математике и истории, а в сущности играл с ним и служил ему чуть не шутом.
Самым усердным учителем был Ланге[xix], балетмейстер, учивший его
танцам.
В своих внутренних покоях великий князь в ту пору только и занимался,
что устраивал военные учения с кучкой людей, данных ему для комнатных услуг;
он то раздавал им чины и отличия, то лишал их всего, смотря по тому, как
вздумается. Это были настоящие детские игры и постоянное ребячество; вообще,
он был еще очень ребячлив, хотя ему минуло шестнадцать лет в 1744 году,
когда русский двор находился в Москве. В этом именно году Екатерина II
прибыла со своей матерью 9 февраля в Москву. Русский двор был тогда разделен
на два больших лагеря, или партии. Во главе первой, начинавшей подниматься
после своего упадка, был вице-канцлер, граф Бестужев-Рюмин; его несравненно
больше страшились, чем любили; это был чрезвычайный пройдоха,
подозрительный, твердый и неустрашимый, по своим убеждениям довольно-таки
властный, враг непримиримый, но друг своих друзей, которых оставлял лишь
тогда, когда они повертывались к нему спиной, впрочем, неуживчивый и часто
мелочный. Он стоял во главе Коллегии иностранных дел; в борьбе с
приближенными императрицы он, перед поездкой в Москву, потерпел урон, но
начинал оправляться; он держался Венского двора, Саксонского и Англии.
Приезд Екатерины II и ее матери не доставлял ему удовольствия. Это было
тайное дело враждебной ему партии; враги графа Бестужева были в большом
числе, но он их всех заставлял дрожать. Он имел над ними преимущество своего
положения и характера, которое давало ему значительный перевес над
политиканами передней.
Враждебная Бестужеву партия держалась Франции, Швеции, пользовавшейся
покровительством ее, и короля Прусского[xx]; маркиз де ла Шетарди[xxi] был
ее душою, а двор, прибывший из Голштинии,- матадорами; они привлекли графа
Лестока[xxii], одного из главных деятелей переворота, который возвел
покойную императрицу Елисавету на Русский престол. Этот последний
пользовался большим ее доверием; он был ее хирургом с кончины Екатерины I,
при которой находился, и оказывал матери и дочери существенные услуги; у
него не было недостатка ни в уме, ни в уловках, ни в пронырстве, но он был
зол и сердцем черен и гадок. Все эти иностранцы поддерживали друг друга и
выдвигали вперед графа Михаила Воронцова[xxiii], который тоже принимал