"Екатерина Вторая. О величии России" - читать интересную книгу автора

замедлил подписать эту ложь, вместо того чтобы пожертвовать своей карьерой.
Великий канцлер послал эту записку императрице, которая рассердилась,
предполагая такие претензии с моей стороны, и послала ко мне Чоглокову, как
выше сказано. Но когда императрица услышала мой ответ, основанный на сущей
правде, то из всего этого вышло, что господин обер-церемониймейстер остался
с носом.
Весною мы переехали на житье в Летний дворец, а оттуда - на дачу. Князь
Репнин под предлогом слабого здоровья получил позволение удалиться в свой
дом, и Чоглоков продолжал временно исполнять обязанности князя Репнина. Эта
перемена сначала же сказалась на отставке от нашего двора камергера графа
Дивьера, которого послали бригадиром в армию, и камер-юнкера Вильбуаlxxi,
который был туда же отправлен полковником по представлению Чоглокова,
косившегося на них за то, что великий князь и я к ним благоволили. Подобные
увольнения случались уже раньше, например, в лице графа Захара Чернышева в
1745 г. по просьбе его матери; но все же на эти увольнения смотрели при
дворе как на немилость, и они тем самым были очень чувствительны для этих
лиц. Мы с великим князем очень огорчились этой отставкой. Так как принц
Август получил все, чего желал, то ему велено было сказать от имени
императрицы, чтобы он уезжал. Это тоже было дело рук Чоглоковых, которые во
что бы то ни стало хотели уединить великого князя и меня, в чем следовали
инструкциям графа Бестужева, которому все были подозрительны и который любил
сеять и поддерживать разлад всюду, из боязни, чтобы не сплотились против
него. Несмотря на это, все взгляды сходились на ненависти к нему, но это ему
было безразлично, лишь бы его боялись. В течение этого лета, за неимением
лучшего и потому, что скука у нас и при нашем дворе все росла, я больше
всего пристрастилась к верховой езде; остальное время я читала у себя все,
что попадалось под руку. Что касается великого князя, так как от него отняли
людей, которых он больше всего любил, то он выбрал новых среди камер-лакеев.
Стр. 529
На даче он составил себе свору собак и начал сам их дрессировать; когда
он уставал их мучить, он принимался пилить на скрипке; он не знал ни одной
ноты, но имел отличный слух, и для него красота в музыке заключалась в силе
и страстности, с которою он извлекал звуки из своего инструмента. Те, кому
приходилось его слушать, часто с охотой заткнули бы себе уши, если бы
посмели, потому что он их терзал ужасно. Этот образ жизни продолжался как на
даче, так и в городе. Когда мы вернулись в Летний дворец, Крузе, которая
продолжала быть всеми признанным Аргусом, настолько стала добрее, что очень
часто соглашалась обманывать Чоглоковых, которые стали всем ненавистны. Она
делала больше того, а именно доставляла великому князю игрушки, куклы и
другие детские забавы, которые он любил до страсти; днем их прятали в мою
кровать и под нее.
Великий князь ложился первый после ужина, и, как только мы были в
постели, Крузе запирала дверь на ключ, и тогда великий князь играл до часу
или двух ночи; волей-неволей я должна была принимать участие в этом
прекрасном развлечении, так же, как и Крузе. Часто я над этим смеялась, но
еще чаще это меня изводило и беспокоило, так как вся кровать была покрыта и
полна куклами и игрушками, иногда очень тяжелыми. Не знаю, проведала ли
Чоглокова об этих ночных забавах, но однажды, около полуночи, она
постучалась к нам в дверь спальной; ей не сразу открыли, потому что великий
князь, Крузе и я спешили спрятать и снять с постели игрушки, чему помогло