"Екатерина Вторая. О величии России" - читать интересную книгу автора

Голштинского дома против Датского и которой всегда проповедовали, что граф
Бестужев всегда имел только вредные великому князю и мне планы, я приняла
известие об этих переговорах с большим раздражением и беспокойством и
противодействовала им у великого князя, сколько могла; мне, впрочем, кроме
него, никто не говорил об этом ни слова, и ему предписывали держать это в
величайшей тайне, в особенности, прибавляли, по отношению к дамам. Я думаю,
что это предостережение касалось меня больше, нежели других; но в этом
ошибались, потому что первым делом великого князя было сказать мне об этом.
Чем больше подвигались переговоры, тем больше старались выставить их
великому князю в благоприятном и заманчивом виде; часто я видела его в
восхищении от того, что он приобретет; затем он испытывал мучительные
колебания и сожаления о том, что ему приходилось потерять. Когда видели, что
он колеблется, замедляли перегоСтр. 566
воры и возобновляли их лишь после того, как изобретали какую-нибудь
новую приманку, чтобы заставить его видеть вещи в благоприятном свете.
В начале весны нас перевели на житье в Летний сад, в маленький
Петровский домик, где комнаты выходят прямо в сад; ни каменной набережной,
ни моста на Фонтанке тогда еще не существовало. В этом домике у меня было
одно из самых сильных огорчений, какие я имела в царствование императрицы
Елисаветы. Как-то раз утром пришли сказать мне, что императрица уволила от
меня моего старинного камердинера Тимофея Евреинова. Предлогом для этого
изгнания была ссора Евреинова в моей гардеробной с человеком, подававшим нам
кофе; на эту ссору пришел великий князь и услышал часть ругательств,
которыми они обменивались. Противник Евреинова пошел жаловаться Чоглокову и
сказал, что тот наговорил ему, без всякого уважения к присутствию великого
князя, массу грубостей. Чоглоков тотчас же доложил об этом императрице,
которая велела обоих уволить от двора, и Евреинова сослали в Казань, где он
был впоследствии полицмейстером. Правда в этом деле заключалась в том, что и
Евреинов, и другой лакей были к нам очень привязаны, особенно первый, и это
было лишь давно желанным предлогом, чтобы удалить его от меня; у него было
на руках все, что мне принадлежало.
Императрица приказала, чтобы человек, которого Евреинов взял в
помощники и которого звали Шкуринымcv, занял его место; к этому человеку я
не имела тогда никакого доверия. Вскоре нас перевели из Петровского домика в
Летний деревянный дворец, где нам приготовили новые покои; одна сторона
дворца выходила на Фонтанку, которая была тогда лишь грязным болотом, а
другая - на гадкий узкий дворишко.
В Троицын день императрица приказала мне пригласить супругу саксонского
посланника г-жу Арним поехать со мною верхом в Екатериненгоф. Эта женщина
хвасталась, что любит ездить верхом, и уверяла, что справляется с этим
отлично; императрица хотела видеть, насколько это правда. Я послала
пригласить госпожу Арним ехать со мною. Это была высокая, стройная женщина
лет двадцаСтр. 567
ти пяти-шести, несколько худощавая и очень некрасивая, лицо у нее было
слишком длинное и рябоватое, но так как она хорошо одевалась, то издали она
производила известный эффект и казалась довольно беленькой. Арним пришла ко
мне около пяти часов пополудни, одетая с головы до ног в мужской костюм из
красного сукна, обшитого золотым галуном; куртка была зеленая гродетуровая,
тоже вышитая золотом. Она не знала, куда девать шляпу и руки, и показалась
нам довольно неуклюжей. Так как я знала, что императрица не любит, чтобы я