"Екатерина Вторая. О величии России" - читать интересную книгу автора

поспеваю шить амазонки и что у меня постоянно требуют новых". Я носила их
только из шелкового камлота; от дождя они садились, от солнца - выгорали, а
следовательно - мне и нужны были все новые.
В это время я придумала себе седла, на которых можно было сидеть как
угодно; они были с английским крючком, и можно было перекидывать ногу, чтобы
сидеть поСтр. 569
мужски; кроме того, крючок отвинчивался и другое стремя спускалось и
поднималось, как угодно и смотря по тому, что я находила нужным. Когда
спрашивали у берейторов, как я езжу, они отвечали: "На дамском седле,
согласно с волей императрицы"; они не лгали; я перекидывала ногу только
тогда, когда была уверена, что меня не выдадут, и так как я вовсе не
хвасталась своей выдумкой и все были рады мне угодить, то я и не имела
никаких неприятностей; великому князю было все равно, как я езжу; что
касается берейторов, то они находили, что для меня менее риску ездить
по-мужски, особенно гоняясь постоянно на охоте, нежели на английском седле,
которое они ненавидели, боясь всегда какого-нибудь несчастного случая, за
который, может быть, их потом обвинят.
По правде сказать, я была очень равнодушна к охоте, но страстно любила
верховую езду; чем это упражнение было вольнее, тем оно было мне милее, так
что если какая-нибудь лошадь убегала, то я догоняла ее и приводила назад. В
это время у меня также всегда была с собою в кармане книга, и, если я
находила свободную минутку, я употребляла ее на чтение. Я заметила на этих
охотах, что Чоглоков становится гораздо мягче, особенно со мною; это внушило
мне опасение, как бы он не вздумал ухаживать за мною, что мне отнюдь не было
на руку; во-первых, сама особа его нисколько мне не нравилась: он был
белокурый, хлыщеватый, очень толстый и так же тяжел умом, как и телом; его
все ненавидели, как жабу, и он совершенно ничем не был приятен; ревность его
жены, ее злость и недоброжелательность были также вещами, которых следовало
избегать, особенно мне, не имевшей на свете никакой другой опоры, кроме себя
самой и своих достоинств, если они у меня были. А потому я остерегалась и
избегала, как мне казалось, очень ловко всех преследований Чоглокова, но
таким образом, что ему никогда не приходилось жаловаться на мое обращение.
Это было отлично замечено его женою, которая была мне за это благодарна и
которая меня впоследствии очень полюбила, отчасти из-за этого, как я потом
расскажу.
При нашем дворе было двое камергеров Салтыковых, сыновей
генерал-адъютанта Василия Федоровича СалтыСтр. 570
кова, жена которого, Мария Алексеевна, рожденная княжна Голицына, мать
этих двух молодых людей, была в большой чести у императрицы за отличные
услуги, оказанные ей при вступлении ее на престол, когда она проявила ей
редкую верность и преданность. Младший из ее сыновей, Сергейcvi, недавно
женился на одной из фрейлин императрицы, Матрене Павловне Балк. Старшего его
брата звали Петром, это был дурак в полном смысле слова, у него была самая
глупая физиономия, какую я только видела в моей жизни. Большие неподвижные
глаза, вздернутый нос и всегда полуоткрытый рот; при этом он был сплетник
первого сорта и, как таковой, был довольно хорошо принят у Чоглоковых,
которые, впрочем, считали его незначащим человеком. Я подозреваю, что это
Владиславова, в качестве старинной знакомой матери этого дурака, и внушила
Чоглоковым мысль женить его на принцессе Курляндской. Как бы то ни было, но
он стал в ряды ее поклонников, сделал предложение, получил ее согласие, а