"Андрей Владимирович Романов. Военный дневник " - читать интересную книгу автора

телеграмму: "Я писал, вы меня не поняли, это не так" и т. д. И соглашается
изменить директивы. Ежели бы телеграмма изображала личную волю Верх[овного]
гл[авнокомандующего], то ген[ералу] Данилову было бы проще сказать, что он
ничего изменить не может без доклада Верх[овному] гл[авнокомандующему], ибо
это его воля. У нас всех, кто знал эту тайну, ясно создалось мнение, что
именем Верх[овного] гл[авнокомандующего] [он] орудует помимо Верх[овного]
гл[авнокомандующего]. Пишет его именем и ежели и спрашивает мнение
Верх[овного] гл[авнокомандующего], то, вероятно, скрывая те сведения,
которые могли бы повлиять на Верх[овного] гл[авнокомандующего] в смысле
изменения тех соображений, которые ему докладываются. Это открытие очень
опечалило наш штаб. Главное, что Данилов (Черный) - сухой педант - страшен.
Жизни не знает. Нравственный элемент, который составляет главный успех боя,
он не понимает и с ним не считается. Ведь на карте, на которой он орудует,
нет людей. Есть кружки, означающие корпуса. Есть известное между ними
расстояние, а всякий успех, стоивший десятки тысяч жертв, отражается на
карте только тем, что наносится новый кружок впереди старого. И печатают в
газетах, такой-то город взят. А что это стоило усилий, потерь - эта ему
область недоступная. Ведь что нам стоила эта стратегическая операция отхода
всех армий за Сан и Вислу! Сколько напрасных жертв, а главное, моральных
страданий для тех войск, которые должны были отступить назад, бросив кровью
взятые места! Кто возместит эту нравственную муку? А без этой нравственной
веры победы не бывает. Видел я сами эти бедные корпуса бывшей 1[-й] арм[ии]
ныне в 10-й. Как им трудно снова поверить в свои силы! Насколько они
потеряли веру в свое начальство! А почему отступили - вина тут шт[аба]
Верх[овного] гл[авнокомандующего], то есть того же Данилова. Он нашел нужным
им отойти (стратегические соображения). И не мог этот сухой муж понять, что
он наносит своим же войскам куда больший удар, нежели неприятель.
[25 октября]
22 окт[ября] ген[ерал] Рузский был в Ставке, говорил, убедил,
согласились, и вот сегодня вечер 25 ок[тября], прошло три целых дня, и нет
директив из Ставки.
Вот как они работают?!
Еще маленький штришок к этой общей картине. Когда в Ставке Верх[овного]
Гл[авнокомандующего] наш ген[ерал]-кв[артирмейстер] Бонч-Бруевич говорил с
нач[альником] шт[аба] Янушкевичем о соображениях штаба фронта относительно
дальнейших планов, то Янушкевич ему ответил: "Ну, уж по части стратегии вы
обратитесь к Юрию Никифоровичу (Данилову), это его дело". При таком
положении вещей, конечно, все стратегические соображения вырабатываются
Даниловым самолично и без участия Янушкевича, который ему всецело доверил
эту отрасль. Дело в том, что когда Янушкевич был назн[ачен] нач[альником]
Ген[ерального] штаба, то он оказался гораздо моложе Данилова, и, как человек
очень деликатный, до чрезвычайности, он предоставил Данилову полную
самостоятельность в своей области, не желая, как младший, своими действиями
возбудить недоверие или скорее не желал осуществить тот служебный контроль
над Даниловым, который он, Янушкевич, должен был бы осуществить. При
мобилизации в штабе Верх[овного] гл[авнокомандующего] они оказались снова в
том же взаимоотношении, благодаря чему Янушкевич совершенно старается
стушеваться и вместо того, чтобы быть связующим звеном между Верх[овным]
глав[нокомандующим] и Даниловым, стушевался и подписывает все телеграммы,
составленные Даниловым, без проверки. При всех же личных переговорах он,